Октябрь встретил его похоронами. Осень глядела своими серо-прозрачными бездушными глазами… заставляла ёжиться от порывов пронизывающего ветра, шуршала по школьным аллеям серо-коричневыми опавшими листьями. Хвала Мерлину, что ничего не сказали ученикам. Приехала из Лондона Грейнджер, которая, оказывается, состояла с Линной в переписке…точно, она же писала диплом по латыни… Грейнджер посмотрела на него своими умными, почти собачьими глазами, но ничего не сказала, и спасибо. Еще был Дамблдор, вечный хогвартсовский патриарх, МакГонагалл, глаза которой были подозрительно красными, хоть она и держалась, да Люпин. Снейп не хотел этих похорон. Не хотел сочувствующих взглядов, цветов и соболезнований. Он вообще не знал, куда ему хочется. Черные просторы подземелий открылись для него зияющими безднами, холодными и страшными… Кто бы мог подумать, бояться привычных подземелий… И адвокаты, неожиданно появившиеся адвокаты, обрушили на его голову уйму ненужных вопросов о передаче собственности, завещании и еще каких-то неуместных вещах. Зачем ему был нужен лондонский особняк, какое-то поместье в Ирландии и счет в Гринготтсе? Ему хватало Хогвартса, а эти бестолочи совали документы и просили подписать… Адвокатов взяла на себя Минерва. Слава Мерлину, эта женщина железная… Вечерами, запершись в собственной гостиной, Снейп подолгу сидел в кресле возле камина, уставившись на огонь и в каком-то самом дальнем уголке сознания поражаясь тому, что не чувствует жара от пламени. Он не видел ни камина, ни огня: перед глазами стояли засыпанные высохшими листьями тропинки. Потом его клонило в сон – и откуда взялась эта слабость? – и тогда листья превращались в пряди волос… потом слой листьев словно уплывал, будто это был театральный занавес, и открывал белое пятно. Понемногу на пятне проступали заострившиеся черты лица, и Северус был уверен, что слышит, как посеревшие губы шепчут еле слышно: «Пожалуйста… пожалуйста…» Это зелье хранилось в шкафу на пятой полке в банке с этикеткой «Буботубный гной, концентрированный». Никому не пришло бы в голову красть эту дрянь, даже глупым гриффиндорцам. Нынешняя молодежь лечит прыщи иными, более радикальными средствами… Он сварил это зелье уже давно – для себя, еще в годы бессонных ночей, «Круцио», которому он подвергался настолько часто, что уже даже привык… Зелье на всякий случай – для момента, когда все уже окажется бессмысленным, и на каких-то там далеких весах чаша проблем перевесит чашу его усилий. Снейп никогда не думал, что это зелье придется использовать вот так. Содержимое банки опрокинуто в стакан, пара капель ароматического масла – отбить запах… И сам, сам напоил ее, с изумлением обнаруживая в обычно ничего не выражающих глазах благодарность.. Потом она держала его за руку – сухонькая узкая ладошка еле-еле сжимала его пальцы, мягко и ненавязчиво… Снейп помнил это ощущение: по полу ползли красноватые квадраты, дети умирающего закатного солнца (тут ему, грешным делом, подумалось, что и у солнца, верно, чахотка, раз оно умыто собственной кровью); тиканье часов – спокойное, неторопливое; собственная носатая лохматая тень на стене, и эта слабая рука, медленно разжимающая хватку… Он тогда еще долго сидел неподвижно, опасаясь потревожить то, что осталось от пожатия рук. Стемнело, растаяла единственная свечка; пол, некогда расчерченный закатом на красные квадраты, превратился в черную пропасть, в которую и ступить-то было отчего-то боязно… Пришел он в себя под утро – от холода. Поежился…удивился, отчего не в постели…отчего так болит спина и затекли ноги. Зажмурился, расправил плечи… события вчерашнего вечера пронеслись перед глазами, и в холодном воздухе почему-то стало очень трудно дышать. Дверь не хотела открываться. Потом качались перед глазами стены, коридоры и лестницы. Сонное лицо Поппи, потом понимающее лицо Дамблдора… Досада на себя – сорокалетние мужчины так не ведут себя, не ведут… И спазм в горле, ни слова не сказать, ни заплакать. Дикий булькающий кашель, кровь горлом. И ни капли лекарства – он и забыл его варить в последние две недели. Этой осенью ученики частенько видели черную угловатую фигуру профессора возле Леса. Кто-то ехидничал и злорадствовал, кто-то пытался отнестись с пониманием. Снейпу не было до них дела. Ему никто не мешал – но никто не умел не мешать так, как Линна. В последнюю, уже ноябрьскую прогулку, он принес с собой несколько побуревших сморщенных листьев. Потому что знал: на следующий год он их не увидит. Тикают часы,
Отмеряя шаг.
Я тебе не враг,
Ты себе не враг…
Ни к чему весны
Поднят синий флаг -
Мы уйдем с тобой,
Уже знаем, как... Тикают часы
В тишине холодной.
Скоро мы с тобой
Будем так свободны... Таня Геллер The end
| 
Великобритания, 29.04.24.
ДЫРЯВЫЙ КОТЕЛ
ПОДШИВКИ 
