СОДЕРЖАНИЕ:

»Статистика:

Фанфикшн » Romance (33) » Les Memoires (Воспоминания)

---

Глава 3

J'ai le coeur au bord des larmes Daniel Lavoie, Louise Dubuc “L’amour est sans merci” Почему все эти события давно не канули в Лету, профессор Снейп не мог объяснить даже себе. Наверное, дело было в отвратительном свойстве его памяти: ничего не забывать и подсовывать неприятные воспоминания при каждом удобном и неудобном случае. Излюбленным ее временем были бессонные ночи, когда из-за обычного мысленного фона, обрывков песен, заклинаний и воображаемых диалогов вдруг начинали проступать сначала размытые, а потом все более четкие, неумолимо яркие мерзкие мысли, от которых он сначала ворочался в постели, становившейся жаркой и неудобной, потом вскакивал, иногда напялив мантию поверх сорочки, а чаще просто так, и уходил в кабинет, чтоб забыться в работе. Варил какое-нибудь зелье по личной просьбе кого-то из коллег, перебирал запасы компонентов, писал длинные свитки в «Алхимический вестник» и выходил утром со страшными черными кругами под глазами, еще более злой, чем обычно. Главная неприятность этих ночей заключалась в том, что они любили приходить большими партиями, и когда профессора начинало пошатывать (не при учениках, но иногда за учительским столом), Дамблдор мягко осведомлялся, может Северус сварит немного сонного зелья для нужд мадам Помфри. «У нее еще есть», - отвечал Снейп почти столь же мягко. Он знал, что приступ отпустит сам, закончившись чередой благословенных ночей крепкого сна без сновидений, и ему не хотелось варить сонного зелья, а хотелось сварить яду, сильного и не оставляющего следов, варить долго и со вкусом, мысленно составляя список людей, которым его нужно подлить, и иногда он так и делал, выбирая рецепт позапутаннее, с учетом лунных циклов и погоды, потом аккуратно сливал прозрачную жидкость в темную бутылочку, тщательно закупоривал и относил Хагриду – пусть разводит десять капель на ведро и травит плотоядных слизней: опять пожрали школьную капусту. Потому что мысленный список неизменно возглавлял один человек, отравлявший ему существование всю жизнь – Северус Снейп. Управляющий компактным Азкабаном его души. Как там называется переносная модель, выполняющая все функции стационарного оборудования – ноутбук? Надо будет уточнить у мисс Грейнджер. Гермиона Грейнджер… На эту маленькую выскочку невозможно было не обратить внимания: она тянула руку, знала ответы на все вопросы, и великолепно варила зелья. Она разрушала привычную и успокаивающую мысль о том, что все вокруг безмозглые кретины, не способные понять и десятой доли того, что он вбивает в их пустые головы. Это еще можно было терпеть, пока сопливая ученица в вечно перекошенной мантии и растрепанными волосами смешивала в стандартном котле элементарные снадобья, но это стало совершенно невыносимым, когда на пятом курсе маленькая магла с первой попытки получила нежнейшую серебристую дымку над своим зельем мира, ароматную эфемерную субстанцию, свидетельствующую о безупречном качестве напитка, которая у него самого получилась с третьего раза! Мерлин всемогущий, он задрожал, когда она сморщив носик, оценивающе посмотрела на нежно-голубую поверхность усиливающего раствора в своем котле, который делала точно по рецепту, пробормотала «Она должна быть бирюзовая» и, оглянувшись на него, украдкой капнула крови саламандры. Зелье зашипело и приобрело оттенок чистейшей бирюзы, которую он до этого видел только в собственном котле, в то время как по инструкции он должен был ставить «хорошо», если варево будет хотя бы синим!!! Она переливала снадобье в бутылочку для получения оценки, а он дрожал от гнева… С одинаковым усердием и успехом дерзкая девчонка готовила сложные зелья и болела за гриффиндорскую сборную, трансфигурировала что угодно во что хотите и носила форменный галстук, знала наизусть заклинания, историю магии и все песни этого ведьминского квартета, даже названия которого он не помнил. Когда он впервые заметил сходство? Пожалуй, на Рождественском балу на четвертом курсе, в год турнира трех волшебников. Неузнаваемая в парадной мантии, она кружилась с этим ловцом из Дурмстранга, медные блики играли на ее «взрослой» прическе. Несколькими минутами позже они столкнулись в дверях: она искала своего квиддичиста, он шел гонять влюбленные парочки из кустов в парке, и она подняла лицо (теперь это было сделать гораздо легче, чем на первом курсе), сказав: «простите, профессор». То ли праздничное освещение было виновато, то ли так было всегда, но в ее карих глазах плясали зеленые сполохи, и на мгновение он увидел Лили и потерял дар речи. Она выскользнула в коридор и почти побежала, на голубом шелке прыгал темно-рыжий локон, а потом праздник кончился, а наваждение не исчезло. Словно пелена с глаз упала: она смеялась, как Лили, морщила нос и сдвигала брови, как Лили, и если Поттер-младший не замечал этого, то только потому, что никогда не видел свою мать. Лили Эванс была не из тех учеников, которых знают только одногодки с того же факультета. Она быстро обратила на себя внимание всех, и Гриффиндор ее обожал, Гаффелпаф и Рейвенклов ему завидовали, а Слизерин дружно шипел, что в прежние времена грязнокровок не подпускали на милю к школе. Как истинный слизеринец, Северус брезговал дышать с ней одним воздухом, но оказался в полном недоумении, когда узнал, что она отвечает ему тем же. Стремительно теряющие актуальность родовые гербы и генеалогические древа еще что-то значили, и дети магглов могли завидовать чистокровным волшебникам, чаще боялись, иногда ненавидели, но презирать? Она не скрывала своего происхождения, громко восторгаясь или недоумевая по поводу любой ерунды, привычной для него с детства, не искала дружбы детей из влиятельных семей, не держалась протестующей кучки грязнокровок, демонстративно обсуждающих футбол и кинематограф, в общем, чувствовала себя как рыба в воде, наслаждаясь новизной и стабильно принося Гриффиндору баллы за блестящие ответы. На третьем курсе она умудрилась собрать девчонок по седьмой курс включительно и объяснила им, что такое группа поддержки спортивной команды. Пока команда тренировалась на поле, девчачья стайка учила какие-то речевки и кричалки. Слизеринцы ядовито улыбались, объясняли, что кричалка – это письмо, а не стишок, и клялись, что никогда не унизятся до использования маггловских штучек в игре волшебников… пока Гриффиндор не раскатал их с позорным счетом (спасибо, что не в сухую). Обидные до икоты кричалки выбивали все признаки спортивного духа из слизеринской сборной, а счастливые гриффиндорцы несли на руках не только ловца и вратаря, но и чирлидера. Она покричала еще на четвертом курсе, а потом передала бразды младшей подруге – начинался новый этап жизни. Жизни отдельной от «этих невыносимых мальчиков», полной вздохов, шептаний и косых взглядов в сторону старшекурсников. Девушки ходили стайками, приталивали мантии и покупали в Хогсмите ароматное масло и помаду. То один, то другой незадачливый студент съезжал по желобку, в который превращалась лестница, ведущая в спальню девочек. Все повально влюблялись друг в друга, в учителей, в игроков английской сборной… Любовная лихорадка достигла такого накала, что одна из рейвенкловских девушек нашла его, Северуса, «интересно бледным». Услышавшая это Лили хохотала до слез, а он не возненавидел ее в тот момент еще сильнее только потому, что сильнее уже нельзя было. Он и так ненавидел ее всей душой, и был так рад, когда во время обеда его сокурсники разыграли целую сцену с подножкой, падением и опрокидыванием пузырька увеличивающего зелья за пазуху зазнайке Эванс. Мантия мгновенно треснула, Поттер прикрыл ее в отчаянном броске, сделавшем честь любому вратарю, разрыдавшуюся Лили увели в больничное крыло, клявшихся в том, что это случайность, слизеринцев все равно наказали, но что такое двадцать очков по сравнению с тем удовольствием, которое они испытали, поставив на место зарвавшуюся маглу! Они давились от смеха, и Северус был так доволен… Только почему же тогда он накапал в бутылки сыворотки правды, когда открывал для всей компании сливочное пиво на вечерних посиделках и невинным тоном поинтересовался, что они испытывают и кого представляют, когда гоняют шкурку? От услышанных откровений стошнило всех. С неделю они не смотрели друг на друга, но потом решили, что жизнь продолжается. Тем более, СОВы на носу. Свои СОВы по защите от темных сил он запомнил на всю жизнь. Не из-за вопросов или оценки – вопросы были несложными и в оценке он был уверен. Из-за того, что было после, когда ученики высыпали на свежий воздух обсудить экзамен, и Северус прошел по берегу подальше от всех, особенно от гриффиндорцев: стычки с ними стали почти каждодневными, а сейчас ему не хотелось ни ругаться, ни упражняться в остроумии, просто подумать над экзаменационными вопросами, не забыл ли чего. Он сел на траву, разложил на коленях пергамент и склонился над заданием, едва не ткнувшись носом в мелкие строчки. Зрение стало совсем никудышным, но он не испытывал от этого особого дискомфорта. Главное – различать цвета, остальное компенсируют слух и обоняние, можно, конечно, попробовать какое-нибудь заклинание или зелье, но если это безопасно, то почему, скажите на милость, Дамблдор щеголяет в очках полумесяцем? Уж не для красоты ли? Снейп спрятал пергамент в карман мантии. Пора возвращаться в комнату, собирать вещи. Хотя что их собирать, половина в чемодане, половина, наверняка, сложена отвратительно-аккуратной стопочкой – эльфы торопливо наводили порядок, пользуясь отсутствием учеников. Хороший эльф – невидимый эльф… Дома он запретил эльфу даже входить в свою комнату, не говоря еже о том, чтобы что-то в ней трогать, но в Хогвартсе управы на этих вездесущих маньяков чистоты и порядка не было. Они складывали стопками разбросанные листы пергамента, засовывали книги в тумбочки, вещи в чемоданы, так что Северус ничего не мог найти. Они стирали без разбора все, оставленное возле кровати или на стуле, и когда однажды засидевшийся до трех часов ночи полусонный Снейп на ощупь разделся и свалился в постель, утром он обнаружил на тумбочке вычищенную мантию и один постиранный носок – второй остался на ноге. Ежедневно чистая одежда, ежедневно хрустящие простыни – он чувствовал себя словно в клинике Св. Мунго, постоянно вдыхая запах казенной чистоты, горячей воды, мерзкой розовой пены для купания, которой ежевечерне наполнялась слизеринская ванна, и лосьона после бритья «Зеленый дракон», которым пользовались все крутые парни, даже те, кому еще не надо бриться. Лощеные сзизеринцы, облитые «Драконом», наверное, смеялись бы, узнай они, что угрюмый подросток с грязными волосами, пропахший зельями, до тошноты брезгует этой общей ванной и, была б его воля, вообще туда б не заходил. Но другого места для мытья не было, и он дожидался, забившись с книгой в угол гостиной, когда вся эта толпа наплещется, наржется, нагуляется по ванной с полотенцем, небрежно намотанным вокруг бедер, поигрывая бицепсами и трицепсами и уберется в спальню. Тогда он торопливо закрывался в ванной, нырял в чистую воду (без всякой сладкой дряни, ее запах и так плавал по теплому помещению густыми клубами, так что в горле першило), быстро купался и поспешно натягивал сорочку – единственную вещь в этом стерильном мире, которая пахла им, потому что ее удавалось прятать от эльфов. Он всегда купался в одиночестве и все равно нервничал – меньше всего на свете он хотел демонстрировать кому-то свое худое нескладное тело с бледной кожей. Сейчас, пробираясь по берегу к школьному двору, он подумывал, не искупаться ли, пока в корпусе почти никого нет, когда смешанный запах «Золотого льва» и полироля для метлы предупредил его обоняние о приближении Поттера на долю секунду раньше, чем раздался насмешливый голос: - Слинявус! Его рука уже сжимала палочку, но вытащить ее не успела – реакция ловца была просто молниеносной. Секундой позже, судорожно вырываясь из невидимых тисков заклинания, он понимал, что это глупо и бессмысленно, что проще перележать, дождаться, когда Поттер и Блэк утратят интерес к несопротивляющейся жертве, и наябедничать обоим деканам, а потом радоваться хмурым гриффиндорским лицам: потеря очков перед самым концом года – штука неприятная. Но жгучая обида («Ничего же ведь не делал!») пересиливала здравый смысл и он выливал на проклятую четверку (да, четверку, Петтигрю едва не облизывался, наблюдая за происходящим, а Люпин старательно читал одну страницу в двадцатый раз, показывая, как он ушел в тайны трансфигурации и как все происходящее его не касается) все оскорбления, которые только знал, пока не захлебнулся ненавистной розовой пеной для купания. Ярость перехлестнулась через край, когда вокруг них начала собираться толпа, и девушки, болтавшие неподалеку, наконец соизволили повернуться. Он швырнул в Поттера заклятие, как только смог дотянуться до своей палочки, но их было двое и им наконец-то было весело. Его перевернуло в воздухе, и мантия мгновенно съехала к самым плечам, не свалившись только из-за заклинания, державшего над землей его самого. Кровь прилила к голове, застучав в висках, но даже сквозь шум он услышал хохот однокашников и содрогнулся от стыда. Повинуясь движению поттеровской палочки, он с размаху ударился об землю, немедленно вскочил, судорожно одергивая одежду, но только для того, чтоб тут же повалиться назад. Эта дерзкая магла, ради которой затевался весь спектакль, заступилась за него! Он выкрикнул первое оскорбление, которое пришло в голову, не думая, что будет после. Можно было предвидеть: она оскорбила его в ответ, а затем сорвала злость на Поттере так виртуозно, что Северус порадовался бы, если б не знал, что Поттер теперь будет оттягиваться на нем. Опять взлетел в воздух, и успел подумать, что хуже все равно не будет, когда Поттер спросил громко и как-то зло, кто хочет посмотреть, как он стянет со Слинявуса трусы. Он очень надеялся потерять сознание. Голова, казалось, вот-вот лопнет, перед глазами плавали цветные пятна, его жестоко мутило от висения и вкуса мыла во рту, но сознание оставалось ясным, и он прекрасно слышал поттеровский голос, произносивший Раздевающее заклинание. Он зажмурился, будто это могло что-то поправить, по телу пробежала прохлада. Ощущение обнаженности было каким-то нереальным, зато хохот, ввинчивающийся в уши, был вполне реален. Он не открывал глаз, и не мог понять, то ли голова закружилась, то ли его вправду покрутило в воздухе, прежде чем шлепнуть на траву. - Одевайся, Слинько, и будь в курсе: настучишь – все подтвердят, что ты первый начал и к тому же оскорбил Эванс. Он лежал, уткнувшись лицом в мантию, и ждал, пока пройдет головокружение. Потом приподнялся на руках, и его, наконец, стошнило. Помотав головой, он начал подниматься, но услышал шорох и тут же припал к земле. Поспешно прикрылся мантией и поднял глаза. Чуть поодаль стоял Люпин, глядя на него с выражением, которое Снейп не мог понять. - Что, остался посмотреть конец спектакля? Не все увидел? – яростно спросил он. Люпин поднял палочку и, прежде чем Снейп успел что-то предпринять, произнес одевающее заклинание. - Пойдем в школу, Северус, - негромко предложил он. – Идти можешь? - А что, понесешь? Ремус промолчал, но не уходил. Снейп поднялся на ноги и побрел к зданию. Люпин двинулся следом, на некотором отдалении и все с тем же странным выражением глаз. Когда Снейп свернул в коридор, ведущий в общую гостиную Слизерина, он чувствовал этот взгляд спиной, и обернувшись, увидел, что Люпин смотрит ему вслед. В гостиной было пусто – все обедали, и Северус поднялся в спальню, задернул полог своей кровати и тихо лежал там, глядя на темно-зеленый бархат, до самого вечера, пока не услышал храп Гойла на соседней постели. Тогда он бесшумно выбрался сначала в гостиную, потом в коридор, и двинулся к ванной. Там он остановился на минуту, соображая, что за чем нужно делать, потом открыл кран, заколебался, не снять ли мантию, но раздумал и погрузился в теплую воду. Поднял палочку, усмехнулся сам себе («Ты же предпочитал зелья!»), прошептал режущее заклинание и медленно провел ею сначала по одному запястью, потом по другому. Ничего вернее он так и не придумал. Это тоже было не наверняка, но если утром не хватятся, может повезти, и в Хогвартсе будет одним привидением больше. «Мы составим прекрасную пару, - подумал он едко, - Плаксивая Миртл и Мрачный Северус». «Ты этого действительно хочешь?» Голос был так реален, что Северус вздрогнул и открыл глаза, уверенный, что увидит Люпина. В ванной по-прежнему было пусто и тихо, но ему вдруг стало холодно в теплой воде. Вот почему Люпин так смотрел на него днем: предполагал, что этим кончится. Северус вдруг разозлился. Психолог чертов! За кого он меня принимает? За подростка с неустойчивой психикой, готового свалится в чернейшую депрессию от дурацкой шутки однокашников? «Вот именно, Слинявус». На этот раз голос принадлежал Поттеру и Северус разозлился окончательно. - Черта с два, Поттер. Не дождешься, - прошипел он и резко сел. Перед глазами поплыло, телом овладела противная слабость, но он уже решился и действовал быстро. Вытянул руки к палочке, так и оставшейся лежать у бортика, прошептал заклинание, и из ее конца вырвались тонкие шнуры, обмотавшие запястья. Выбрался из воды, поплелся к двери, оставляя за собой лужицы, стекающие с мокрой мантии, помахал палочкой, чтобы выпустить воду, и побрел по коридору назад. Мелькнула мысль: если завхоз увидит – убьет за грязь, он усмехнулся – забавно, а ты не хотел умереть несколько минут назад – но потом решил, что следы в гостиной могут стать причиной сплетен, и высушил мантию несколькими пассами. В спальне располосовал простыню одним взмахом, другим забинтовал запястья уже нормально и, повалившись на матрас, заснул неожиданно быстро, как человек, мучительно долго искавший решение и принявший его в конце концов. Впрочем, так оно и было: он решил жить и ненавидеть. В больничное крыло Северус так и не пошел . Утром он даже спустился со всеми к завтраку и вяло поковырял в тарелке, стараясь, чтобы рукава мантии не слишком открывали белые «манжеты». К удивлению, его появление не вызвало ажиотажа. Несколько человек обернулись, кто-то усмехнулся, кто-то что-то сказал соседу, и только. Разве что Люпин отыскал его глазами, и на его лице отразилось облегчение. Когда он проходил по вестибюлю, кто-то из однокашников хлопнул его по плечу и показал на песочные часы: двадцать баллов с Гриффиндора. Интересно, если бы он не остановился вчера, их, возможно, было бы пятьдесят? Смешки за спиной пошуршали еще день, а потом были СОВы по трансфигурации, и это вытеснило все новости. Событие осталось в прошлом, оставив на память Северусу два тонких длинных шрама на обоих предплечьях, которые он мог свести одним движением палочки или несколькими каплями зелья, но не хотел. Просто не задирал рукава мантии лишний раз, особенно в классе. Только однажды ему пришлось дать вежливое, даже почтительное, объяснение («Это на память, мой Лорд. Чтобы не забывать своих врагов»), после чего он получил еще один знак на левую руку. Остальные довольствовались фразой «Не ваше собачье дело». Время от времени какая-нибудь из женщин, с которыми он делил постель, принималась водить пальчиком вдоль рубчика на белой коже (вероятно, им это казалось оч-ч-чень сексуальным заигрыванием), их он останавливал сухим «Оставь», и они дули губки и находили его «грубым зверем, но таким ты мне нравишься еще больше!», и лезли ласкаться. Он предавался любви (любви? О, это не сложно: 10 унций ключевой воды, три капли розового масла, еще мяты, любистка, лепестков маргаритки и ландышевого сока, только осторожно с мятой – если переложить, то будет сильно ревновать. Впрочем, даже этого не нужно: им просто льстит быть в объятиях Упивающегося смертью), так вот, он предавался любовным утехам с той смесью страсти и равнодушия, которая должна лучшим образом характеризовать слугу Темного лорда, а как иначе? Темному лорду ведомы не только поступки, но и мысли его приспешников, и если Снейп остервенело упражнялся в блокологии, то это не потому, что ему было что скрывать от хозяина, а потому что он, черт побери, не хотел, чтобы в его голове рылся кто-нибудь, будь он хоть лорд Волдеморт, хоть Салазар Слизерин собственной персоной! Он без сожаления покидал теплое ложе, если просыпался среди ночи от пылающей боли у левого локтя, оставляя на нем женщину, чье имя не пытался запомнить. Если не считать одной, которая сумела вытеснить память о глупой школьной влюбленности в грязнокровку, принадлежащую другому, и он это видел собственными глазами в ту проклятую ночь, когда ему исполнилось 18. Забавно, но чаще всего Северус забывал о своем дне рождения. Обычно где-то к середине марта он вдруг вспоминал, что несколько дней назад в неуловимом промежутке полночи между 28 февраля и 1 марта ему миновал очередной год. Иногда об этом вспоминал и его отец, но поскольку поздравлять было как бы уже поздно, то благополучно забывал снова. Исключение составило только одиннадцатилетие: его ждала с нетерпением вся семья, поскольку после этого Северус должен был получить Письмо. И хотя дети волшебников всегда получали письма, родители все равно волновались – а вдруг! Позор на весь род. Северус получил свое письмо, отбыл в Хогвартс, и с тех пор возвращался домой только летом. Он получил поздравление и подарки в свою первую зиму в школе, когда ему исполнилось двенадцать, и у него был настоящий день рождения (смешно, всего лишь третий, если разобраться). Потом в шестнадцать лет. И зачем только в этом году он вспомнил о своем неуловимом празднике заранее? Ему захотелось бодрствовать в ночь своего взросления и поздравить самого себя в ту длинную секунду между 23.59 28 февраля и 00.00 1 марта, которая вместит весь его день рождения. Вот почему вечером он тихонько выбрался из общей гостиной и направился к своему неизменному укрытию – встречать 18-летие в обществе кипящего котла, припасенной бутылочки сливочного пива и Плаксы Миртл. Он не мог знать, что днем в дружном обществе Мародеров произошел небольшой конфликт: они не поделили Особую комнату. Чрезвычайно удобное помещение, изменяющее свой интерьер в зависимости от нужд нашедшего его, с недавних пор использовалось четверкой друзей далеко не для баловства. Ну, на самом деле только тремя из них: Люпин говорил, что не в праве обманывать девушку, которая увлеклась им, не зная, кто он. Питер, Сириус и Джеймс хором орали, что он, глупый, даже не представляет, чего лишается, но Люпин был непоколебим. «Оставьте его, друзья, - сдался, наконец, Блэк, - если человек порядочный, это практически неизлечимо. Но если надумаешь, только скажи – и мы сразу внесем тебя в список пользователей нашим гнездышком». Трое друзей договорились, в какие дни комната в распоряжении каждого из них, и все шло прекрасно, пока однажды Петтигрю не разругался со своей подружкой. Он пришел в гостиную и сообщил подвернувшемуся под руку Сириусу, что комната свободна. Тот, просияв, немедля умчал. Появившийся чуть позже Джеймс, посочувствовав Питеру и сказав традиционное «Брось, старина, она тебя недостойна», произвел нехитрые вычисления в связи со сменой графика и в следующий раз заявился в Особую комнату пораньше, чтоб подкорректировать интерьерчик. Каково же было его удивление, когда он обнаружил там Блэка за тем же занятием. - Тысяча дохлых троллей, Сириус, что ты здесь делаешь? – возмущенно осведомился он. - А разве сегодня не моя очередь? – спросил Блэк с самым невинным видом. - Но ты же воспользовался очередью Хвоста!!! - Это было очень любезно с его стороны, но вовсе не стало поводом ломать график. Ты поступил бы точно также, Поттер, не хмурься. - Я уже пригласил Лили, - сообщил Джеймс. - Отлично, погуляйте по галерее до отбоя и баиньки! Ну серьезно, Сохатый, завтра придешь. Я ведь тоже уже пригласил Пенни! В расстроенных чувствах Джеймс присел на широкую кровать и с весьма выразительным лицом приподнял край атласной простыни в кружевах. Сириус, делая вид, что не замечает издевательской улыбочки друга, сосредоточенно наколдовал камин. Внезапно он хлопнул себя по лбу и обернулся. - Джеймс! Да ведь на этой комнате свет клином не сошелся! Ты можешь наколдовать шикарную кровать где угодно! - Где? В Слизеринской гостиной и пригласить Слинявуса свечку подержать? - Мысль неплохая, да только он потом директору настучит. Ладно, если серьезно, то я подумал о том туалете на втором этаже. Ну, знаешь, куда никто не ходит. - Спасибо, друг Бродяга! – Джеймс поклонился, прижав руку к груди. - Это будет самое шикарное свидание в моей жизни – в туалете! Сириус нетерпеливо толкнул его к двери. - Иди, иди! Немного фантазии и взмахов волшебной палочкой, и она даже не догадается, что это туалет. - А Миртл?! – Джеймс все еще упирался. - Тебе повезло, приятель. Я сам слышал, что у Толстого монаха сегодня посиделки, а на такие вещи ходит даже Миртл. Так что у тебя есть все условия, иди, а то Пенни уже близко! И Сириус наконец вытолкал его в коридор. Джеймс побрел к туалету. По дороге он решил, что мысль в самом деле неплохая, просто нужно устроить местечко поуютнее. К его удивлению, дверь туалета оказалась заперта заклятием, причем «Alohomora» не подействовала и пришлось повозиться. Внутри Джеймс возился еще дольше, хоть и облегчил себе задачу, погрузив в непроглядную темноту большую часть помещения. Вскоре облюбованный им уголок выглядел достаточно мило, чтобы звать Лили, что он и сделал. Всего этого Северус не знал, поэтому спокойно шел к туалету. Перед самой дверью он остановился, удивленный: заклятия не было. Неужели чертов завхоз обнаружил его укрытие? Конечно, ничего страшного, но котел жалко. Снейп тихо потянул на себя дверь и отпрянул. В лицо ударила волна теплого воздуха, в котором перемешались запах сладких духов, горящих свечей, крахмальных простынь и еще чего-то, дурманящего и постыдного, от чего кровь прилила к его бледному лицу. Почти машинально он шагнул вперед и притворил дверь за собой. Толстый ковер проглотил звук его шагов. Прямо в воздухе висели зажженные свечи, а чуть поодаль, в ворохе белоснежного шелка и разбросанных подушек… Он не видел ее лица, только нежный абрис плеч, сжатых пальцами этого мерзавца Поттера, и струящиеся вдоль спины волосы, но из тысячи узнал бы и эти отливающие медью пряди, и резковатый запах маггловских духов, так не похожий на ароматические притирания из Хогсмита. Он почувствовал, что дрожит, и прислонился спиной к двери, чтобы не упасть. Во рту пересохло, стало трудно дышать, он глотал воздух короткими резкими вздохами, похожими на всхлипы, и непослушными пальцами искал палочку. Лили застонала, и он вздрогнул всем телом от этого звука. Палочка вывалилась из онемевших пальцев. Джеймс ласково провел рукой по темно-рыжим волосам. - Это будет получше гигантского спрута, а? Она тихо рассмеялась, шутливо толкнув его в грудь. - Джеймс, ты все-таки такой глупый! Когда ты повзрослеешь? - Если это нужно для того, чтоб ты меня любила, то готов хоть сейчас! – он перевернулся на спину, увлекая ее за собой. – Но ты меня и так любишь, правда? Он улыбнулся, ожидая услышать «Да», но вместо этого она вдруг взвизгнула и вцепилась в простыню, закрываясь ею. - Джеймс! - Какого черта, что случилось, Лили? Он обернулся и онемел от ярости и возмущения. Снейп, с перекошенным и побелевшим до синевы лицом приближался к ним. Джеймс вскочил, от злости забыв, что раздет. Когда этот слизняк шпионил за Мародерами и пытался поймать их на какой-нибудь шалости, это было даже забавно – дурачить его, используя потайные ходы и свои магические свойства. Но лезть сюда, узнать о Лили! Подглядывать, видеть ее!! Джеймс задохнулся и ударил в ненавистное лицо. Удар отрезвил обоих. Снейп прижал пальцы к разбитой губе и наконец-то смог вдохнуть, Джеймс отступил, подобрал свою палочку и оделся одним взмахом. Дар речи вернулся к нему. - Это низко, Снейп, - проговорил он. – Это так гадко – то, что ты сделал, это гадко даже для тебя. Следить за мной, выждать… Ты уже сбегал за Филчем? Снейп отшатнулся. - Ты что несешь, Поттер? Я просто… Он осекся. Поттер стоял напротив, стиснув палочку в кулаке, глядя на него с отвращением. Чуть позади, в пене кружев, сидела растерянная Лили, завернувшись в простыню, прижимая руки к груди, которая от волнения высоко вздымалась под белым шелком. Ее глаза блестели от слез стыда и гнева. Северус медленно поднял палочку и выпрямился, тряхнул головой, отбрасывая длинные черные пряди с лица, и расправил плечи. - Повтори то, что ты сейчас сказал, - процедил он. Джеймс смерил его удивленно-презрительным взглядом: Слинявуса было не узнать. Поттер как-то пропустил тот момент, когда его вечный недруг перестал быть тощим сутулым подростком: за последний год он вытянулся и раздался в плечах, так что сейчас, распрямившись, оказался одного с Джеймсом роста. В его голосе, еще недавно ломком, начали звучать басовитые нотки. Джеймс поднял брови – Слинявус рассердился! - С удовольствием. Ты – мерзкий, подлый и низкий шпион! Снейп поднял палочку, и Джеймс крепче сжал свою, готовый в любую минуту выбросить руку вперед. Тем временем Снейп концом палочки начертил в воздухе замысловатую фигуру. - Ты прилюдно оскорбил меня, Поттер. Словами и рукоприкладством. Поэтому, если ты, водясь с маглами, еще не забыл, что это значит, - держи! Соткавшаяся из воздуха перчатка с вышитым на тыльной стороне гербом повисла перед Джеймсом и бесшумно упала к его ногам. - Ты еще соблюдаешь эту чушь? – усмехнулся Джеймс. – Не будь дураком, Снейп, убери. - Ты испугался? – ядовито спросил Снейп. Глаза Поттера сверкнули. - Джеймс, - Лили почувствовала, что ситуация принимает серьезный оборот. - Не вмешивайся, Лили, - предупредил Джеймс. Перчатка со снейповским гербом исчезла от прикосновения его палочки, и он начал заходить по широкой дуге, в то время как его противник двигался в противоположном направлении. – Отойди подальше! Он шевельнул палочкой в сторону двери, указывая Лили, в ту же секунду натянутый как струна Северус сделал молниеносный выпад. Два выкрика («Expelliarmus!» – «Protego!») слились в один, вспышка озарила полутемное помещение, и вновь настала тишина. - Тебе лучше уйти, Эванс, - проговорил Снейп, не отрывая глаз от палочки Джеймса. - Ни за что! – взорвалась она, отбрасывая ворох простыней (оба на миг повернулись к ней, но она была одета, и они тут же повернулись друг к другу, схлестнувшись еще более ненавидящими взглядами). – Вы же покалечите друг друга! Перестаньте! Еще один выпад, и два заклинания срикошетили в стены. - Уйди, Лили, этот придурок попадет в тебя! Лили ринулась между ними, закрывая Поттера. - Убери палочку, Снейп! – она вытянула в его сторону палец и качнула им так угрожающе, будто могла с его помощью осуществить «Petrificus Totalus». - Не смей прятаться за ее спиной! – взревел Снейп и лицо Джеймса исказила ярость. - Не смей такого говорить! - рявкнул он в ответ. – Уйди, Лили, этот мерзавец не остановится перед тем, чтоб оглушить тебя. Снейп прикрыл на секунду глаза и взмахнул палочкой. Серебристая летучая мышь вылетела из ее конца, вцепилась в воротник мантии Лили и оттащила ее к дверям. - А эти слова, Поттер, я засуну тебе в глотку назад! Последовавшие за этим заклинания Лили слышала впервые в жизни. Разноцветные вспышки носились в воздухе, сталкиваясь и рикошетя, временами какая-то из них устремлялась к ней, и летучая мышь, по-прежнему цепко державшая ее за мантию, отражала их крыльями. Оглушенная свистом, напуганная и за себя и за Джеймса, Лили могла только наблюдать, как две фигуры носились в полумраке, уклоняясь от ударов противника и падая на колено в попытке нащупать брешь в его броне, пока два одинаковых луча не скрестились, ударив обоих в грудь. Мышь растаяла в воздухе. Лили бросилась к распростертому на полу Джеймсу, испуганно приложила ухо к груди, и с облегчением услышав биение сердца, побежала в больничное крыло. Уже возвращаясь назад в сопровождении врача и обоих деканов, она обмерла от собственной неосторожности: а если Снейп придет в себя, пока ее нет? Но оба по-прежнему лежали неподвижно. Деканы, выслушав ее сбивчивый рассказ (естественно, она умолчала о том, как они с Джеймсом оказались здесь, выходило, что они случайно столкнулись со Снейпом), понимающе посмотрели друг на друга и одновременно произнесли: «По пятьдесят баллов с обоих». Только потом, уже сидя у кровати Джеймса (ей разрешили побыть еще десять минут, а потом отправляться в спальню), она поняла, что это была самая настоящая дуэль. И, кажется, из-за нее. Поттер и Снейп стали предметом школьных сплетен на несколько дней. Хотя Лили никому ничего не рассказала, да и Джеймс не стал посвящать друзей во все подробности, все четыре факультета говорили о том, что два старшекурсника устроили волшебную дуэль такого уровня, что деканы не сняли с них по сотне очков только чтобы не плодить слухи, которых и так было слишком много. Естественно, что через пару дней ученики уже пересказывали друг другу совершенно неправдоподобные детали вроде оторванных рук и использования непростительных заклинаний, а потом постепенно забылось. Самих виновников отпустили из больницы уже на следующий день. После того, как Дамблдор снял с обоих наложенные заклинания, им оставалось только отлежаться и набраться сил. Когда они появились в Общем зале во время завтрака, гриффиндорский стол зааплодировал своему герою, Лили обняла его, Блэк и Люпин хлопали по плечам с двух сторон, а Петтигрю впал в такой восторг, что Блэк, как всегда, забеспокоился о его штанах. Снейп молча скользнул на свое место. Он был рад, что факультет не шипит на него за потерю пятидесяти очков, но был серьезно удивлен, когда увидел вокруг одобрительные взгляды. Староста крепко взял его за руку повыше локтя. - Это правда, что ты вызвал его на дуэль по всем правилам? - Да, - коротко ответил он. - Молодец, - староста слегка встряхнул его руку и улыбнулся. – Многие забывают старые обычаи и родовую честь, но ты не из таких. Мы гордимся тобой. Снейп еще раз обвел глазами довольные лица вокруг себя, распрямился и метнул в сторону гриффиндорцев взгляд, исполненный такого презрения и превосходства, что Сириус Блэк подавился тыквенным соком. - Ты только посмотри на это, Сохатый! Слизерин приветствует героя! Джеймс только усмехнулся, принимая из рук Лили тарелку с омлетом. - Ты еще туда смотришь, Бродяга? Не порть себе аппетит отвратительным зрелищем ликующего Слинявуса. Но Блэк не мог остановиться. Время от времени он бросал взгляды на Снейпа, покачивал головой и бормотал себе под нос что-то невнятное, из чего можно было разобрать только одну фразу: «Он нарвался». --- * Мое сердце полно слез.

[К оглавлению] | Добавил: blue-crystall (21.01.09) | Автор: Gabrielle Delacour

Просмотров: 485 | Рейтинг: 0.0/0 | - Оценить - Отлично Хорошо Неплохо Плохо Ужасно

Всего комментариев: 0

Имя *:
Email *:
Код *: