О покое и холоде Пережить эту «сонную» историю почему-то оказалось намного труднее, чем разрыв с Эдмундом, что меня это не только изумляло, но и злило. За полтора месяца я успела привыкнуть к своей маленькой тайне, полюбить сеансы легилименции и свыкнуться с нашей странной связью – то ли дружбой, то ли… Но я боялась не зря. Снейп не пришел в мои сны ни на следующую ночь, ни через неделю. Никаких объяснений между нами не было да и быть не могло, тем более, что я старательно избегала встреч с профессором: завтрак Пинси приносила ко мне в комнату, обедать и ужинать я старалась пораньше. Оставались только редкие встречи во время педсоветов, но там я прикладывала все усилия, чтобы полностью сосредоточиться на словах МакГонагалл и директора Дамблдора. Вероятно, я утратила всякое уважение профессора Снейпа (потому что очень сомневаюсь, что оно когда-то у меня было), и, определенно, я перестала его интересовать. Предположу даже, что заслужила его презрение. Кем бы я ни старалась казаться теперь, он будет видеть только жалкую, злую, нелюбимую, истеричную девицу. Я не очень удивилась, но расстроилась. Точнее, «расстроилась» - слишком холодное и вежливое слово. Я была в отчаянии. А еще я была в отчаянии от того, что была в отчаянии. Мне не хотелось ни есть, ни читать, ни вести занятия, ни гулять у озера. Мне хотелось сбежать. От учителей, учеников, от Снейпа. От себя. Я обещала быть всегда на его стороне. Но – не смогла. Это оказалось выше моих сил. Мне было страшно. Клянусь, я бы почувствовала облегчение, если бы речь шла о ущемленной гордости. Я уже научилась латать и лечить ее, более того, я всегда выставляла ее перед собой, как щит. В конце концов, разбитая гордость – это легче, чем разбитое сердце. Но я не чувствовала ни гнева, ни ярости – только беспомощную обиду и бесконечную печаль. Отвратительное сочетание. Я могла справиться с собственным жгучим любопытством, со скукой и тщеславием, я могла пережить резкие, как пощечины, споры с Северусом Снейпом, его насмешки и отказ. Но он смотрел мои сны, гладил по голове невидимыми руками, он пророс сквозь меня – и оставил. А я скучала. Не могла без него. Я слишком долго (почти год!) оглядывалась на него, следила, ловила его вечное раздражение, разгадывала – и, как оказалось, надеялась. Безумной, детской, идиотской надеждой.
А теперь все закончилось. И мне нужно собрать себя. Склеить из осколков. * * *
Приняв решение, первым делом я отправилась к мадам Помфри и, пожаловавшись на терзающую меня бессонницу и дурные сны, – тут я весьма красочно поведала о падениях с Астрономической башни и о том, как Гигантский кальмар утаскивает меня на дно озера, – получила от нее бутылочку с зельем Сна без сновидений. Не то чтобы я снова ждала гостя в свои сны, но знать, что я заперла двери на тяжелый замок, было намного приятнее, чем думать о том, что в них никто не стучит и не постучит. Теперь дело оставалось за малым – вернуть свои мысли себе. Ответ, как ни странно, пришел быстро. После прошлогодней истории с Мелиссой Стоун мысли о практическом применении моего предмета уже не казались мне такими дикими. Если у меня получилось один раз, получится и второй. Должно получиться. Потому что, откровенно говоря, вернуть себя себе было для меня важнее, чем исцелить больную студентку. Тогда это был долг и эксперимент, сейчас это – единственный выход. Как ни странно, после расставания с Эдмундом подобных мыслей у меня даже не возникло. Я надеялась только на время – и не ошиблась. Но сейчас у меня не было сил ждать, и я не могла придумать ничего лучше. В конце концов, руны – это единственное мое оружие и единственная защита. Я не могу сварить зелье, не могу навести чары сама на себя, но нож, дерево и кровь у меня есть. А дальше – как решит Всеотец. * * *
Задача, впрочем, оказалась несколько сложнее, чем можно было ожидать. Ни в моих книгах, ни в фолиантах из Запретной секции не нашлось ничего подходящего. О любовной и семейной магии было написано немало, приводились и целые обряды и просто комбинации рун, почти все – с крайне осуждающими комментариями древних авторов и писцов. Листая тяжелые пожелтевшие страницы, исписанные выцветшими коричневыми чернилами, я улыбалась сама себе и думала о том, что профессор бы не отвертелся, реши я приворожить его. Но, слава богам, у меня хватало ума понять, что привораживать Северуса Снейпа – все равно, что запирать дракона в деревянном доме. И на то, и на другое решиться мог только законченный идиот. Комбинации, нужной мне, в книгах не было. Уж не знаю почему, но викинги предпочитали добиваться взаимности, – магией или другими средствами, – а не избавляться от собственных чувств. Еще один повод посокрушаться о своих слабостях и малодушии. Однако, чем меньше оставалось у меня надежды найти готовую формулу, тем больше крепла моя решимость довести дело до конца. В конце концов, мой эксперимент даже будет иметь некоторую научную ценность. Новая формула, возможность проверить ее эффективность... Ну, а в случае неудачи я всегда смогу остановиться. Пробудившийся азарт исследователя выдернул меня из апатии. По крайней мере, аппетит вернулся, хотя ни уроки, ни обычные развлечения по-прежнему меня не занимали. Пока у меня была другая цель. * * *
Я просидела еще несколько дней в обнимку с потрепанным томом Cleasby-Vigfusson Old Icelandic Dictionary, пока нашла необходимое. Еще день ушел на составление рунической формулы. Наконец все было готово и можно было начинать. По иронии судьбы, опять был канун Самайна. Как в истории с Мелиссой Стоун. Симметрия жизни забавляла меня и обнадеживала, – тем более, что для достижения моих нынешних целей это было, пожалуй, самое подходящее время. * * *
Я вытащила из шкафа шкатулку с инструментами и бутылку вина. Зажгла огонь в камине. Лен, дощечки, нож, перо, стакан. Все готово. Грудь что-то сжало, – так, что снова стало больно дышать. Закружилась голова. Ничего, ничего, скоро все кончится. В конце концов, ради этого все и затевалось. Я представила, как одну за другой вынимаю из сердца тонкие длинные сверкающие иглы, вдыхаю холодный и чистый воздух полной грудью. Как ни странно, на этот раз мне ничего не мешало, ни единая посторонняя мысль. Я точно знала, чего хочу: остаться, наконец, наедине с собой, освободиться.
Я придвинула дощечку, взяла нож и начала резать. «Уголок» Kenaz, «ствол» и короткие изящные «веточки» Ansuz, Laguz, почти как Ansuz, но проще, Tiwaz – «ствол», накрытый крышкой из «ветвей». Вдох. Выдох. Дальше. Hagalaz – «ствол» - диагональ сверху вниз – еще один «ствол» (широковато, правда получилось), Jera – «уголок» в «уголке» – дерево сопротивляется, но я стараюсь и в итоге руна получается аккуратной, Ansuz, Raidho – почти привычная R, только «уголок» вместо петли выглядит жестко и хищно, снова Tiwaz, еще одна Ansuz. Kalt hjarta. Холодное сердце. Короткая передышка. Дальше. Снова Laguz и Ansuz, Uruz – «ствол» - «ветвь» направо (стоп, хватит!) – короткий ствол, две молнии Sowilo подряд. Вдох. Выдох. Дальше. Снова Hagalaz, Uruz, Gebo – крест из диагоналей - и Raidho. Lauss hugr. Свободные мысли. Пока все. Несколько минут я просто сидела и отдыхала, разминая уставшие пальцы. Осталось немного. Совсем немного. И – освобождение. Я снова взяла нож и перевернула дощечку. Hagalaz – разрушение, разрыв, гибель. Мое отречение и капитуляция. Gebo – мое несбывшееся, пустая надежда, то, чего уже не будет со мной. Или будет. Но не здесь и не сейчас. И с кем-то другим. Когда-нибудь потом. И последнее – тонкий «ствол» Isa, ледяной щит. Благословенный покой. Я взяла со стола нож и почти с наслаждением провела лезвием по ладони. Сегодня мне было не страшно. И крови не жалко. Со мной творилось что-то странное – сила билась в кончиках пальцев, клокотала в горле, голова снова кружилась, но уже совсем по-другому - как от эльфийского вина. Я любила свое странное искусство как никогда, поклонялась четким совершенным линиям, седому времени, которому было плевать и на меня, и на Снейпа, и на весь Хогвартс. Я улыбалась пустоте и понимала: ни один мужчина никогда не подарит мне такой радости, такого счастья и такой красоты. Как я могла подумать, что может быть что-то важнее?! Кровь сочилась из пореза, капала, пятная ковер, мантию, лен на столе. Но мне было все равно. Пусть. Хотя нет, скоро свернется, надо поспешить. Я взяла перо и начала окрашивать руны, знак за знаком.
Когда все было готово, я плеснула в бокал вина, добавила несколько капель крови. Посидела немного неподвижно, изо всех сил стараясь не расплескать переполнявшую меня радость. Наконец сила перестала метаться и звенеть во мне и собралась в плотный упругий шарик, замерший где-то в груди. Тогда я подошла к огню и сказала вису: Тополь шлема непреклонный
Дух смутил Герд ожерелий.
От тоски чернеет дева
С Фрейром битвы ей не сладить.
Проливает Хильд запястий
Кровь во славу бога врана.
Режет руны, чтоб вернулась
В сердце девы змей погибель. С последними словами я выплеснула вино в огонь и поблагодарила Одина. Все, конец. Я свободна. Должна быть свободна. * * *
Тем же вечером я сшила льняной мешочек для своей дощечки и повесила ее на шею. Теперь оставалось только ждать. * * *
Ритуал все-таки сработал. У меня опять получилось. Я почувствовала это примерно через неделю: мои мысли пришли в порядок, на душе стало ясно и спокойно. Я вернулась к своим обычным вечерним занятиям: чтению, вышивке и горячему шоколаду. Разговоры с преподавателями и совместные трапезы снова стали доставлять мне некоторое удовольствие. Я с интересом слушала рассказы Хагрида во время наших субботних чаепитий. Я даже сходила на матч по квиддичу – впервые за все время (но так и не поняла, кто у кого и почему выиграл). Я, наконец, нашла в себе силы вычитать корректуру своей книги о нидах и отправить ее обратно в издательство. Я с мстительным удовольствием сняла с вверенных мне оболтусов все баллы за упущенные два месяца и даже назначила пару отработок у Филча. Списком дополнительной литературы я загнала студентов в библиотеку – круг их чтения вновь стал мне небезразличен. И мне снова хотелось запустить Cruciatus`ом во всякого, кто находил кеннинг «пень победы» вполне подходящим для именования Одина. И при встречах с профессором Снейпом уже ничто не дрожало и не ныло в груди, мне было чуть неловко – и только. Но я исправно приподнимала уголки губ в вежливой и равнодушной улыбке, склоняла голову в поклоне и здоровалась. И все. Я ничего не забыла. Но мне было все равно. * * *
Впрочем, кое-какие побочные эффекты у моего ритуала все-таки были. Я почувствовала их чуть позже, но, признаюсь, не сильно удивилась, да и не очень-то испугалась. Во-первых, я могла прекратить все в любую минуту. А во-вторых, учитывая характер заклинания и выбор слов для него, можно было ожидать чего-нибудь подобного. Я стала мерзнуть. Сначала я даже не поняла, что произошло – приближалась зима и в замке, несмотря на магию и многочисленные камины было довольно прохладно. Кажется, мадам Помфри изводила на лечение простуженных учеников целые ведра перечного зелья. У меня, впрочем, был совсем другой случай: мои руки и ноги стыли и в теплых комнатах. Я чувствовала даже некоторое удовлетворение – ледяной щит Isa по-прежнему защищал меня. А холод… это не проблема. И не повод все прекращать. Я достала из шкафа самые теплые маггловские вещи, зимние мантии и обувь. Попросила Пинси по вечерам класть мне грелку в постель и топить в комнате посильнее. Перед сном пила чай с медом. Отточила до блеска наложение согревающего заклинания. У меня было достаточно способов сбалансировать действие рун: я ведь живу в цивилизованном волшебном мире, не так ли? * * *
К середине декабря, правда, ситуация осложнилась. Холод не отступал ни на мгновенье. Я носила теплый свитер с высоким горлом, шерстяные колготки, теплые брюки, ботинки на меху, тяжелую суконную мантию на подкладке, а перчатки снимала только на время уроков и трапез. Ученики молча удивлялись, преподаватели задавали вопросы и давали советы. В ответ на первое я пожимала плечами и делала удрученное и изумленное лицо, на второе – с энтузиазмом кивала головой. Кое-что даже пыталась применить на практике. Несколько раз по требованию Поппи проходила у нее обследование (я была спокойна – раскусить меня она бы не смогла). Хагрид принес мне бутылку какой-то «фирменной» настойки, дававшей возможность если не вылечиться, то, по крайней мере, забыть о недуге. Но все было бесполезно. Меня била дрожь, пальцы рук коченели, и в зеркалах я неизменно видела красный нос и синие губы. Работа, отдых и развлечения снова перестали интересовать меня – все силы уходили на изнурительную борьбу с мертвенным холодом, расползавшимся по телу. Спасал меня только огонь – живое, ласковое пламя, – и я часами просиживала в своей комнате, почти прижавшись к каминной решетке.
И все-таки это был не повод останавливаться. По крайней мере, мне так казалось до тех пор, пока у меня не заболела грудь, и я не начала кашлять. И тогда мне стало страшно. Но и здесь я боролась до последнего: продолжала вести уроки, общаться с коллегами, покупала рождественские подарки, пытаясь отогнать ледяную стужу, подползающую к сердцу. Кашель рвал меня пополам, но я терпела, терпела, потому что рассудок казался мне дороже здоровья. А, может, надеялась, что руны, наконец, поймают метафорический смысл моего заклятья – ведь обычно с этим проблем не возникало. Никакая магия, даже такая древняя, не работала с буквальными значениями слов. Но в этот раз Всеотец смеялся надо мной, даруя мне в точности то, что я просила, - холодное сердце. Кое-как, на целебных зельях с отвратительным вкусом и почти в обнимку с камином, я дотянула до Рождества. Как и в прошлый раз, я решила остаться на рождественский ужин в Хогвартсе, а потом отправиться на каникулы в Лондон и, может быть, даже заехать на пару дней домой, навестить маму и сестер. Впрочем, никакой радости от приближения праздника и каникул я в этот раз не ощущала. Веселый нарядный Хогвартс меня не радовал, ученики раздражали, подарки были куплены второпях и наобум – в основном вино и конфеты. Тяжелые приступы сухого кашля нападали на меня постоянно и мешали говорить даже в те редкие моменты, когда мне хотелось поболтать и развеяться. Мне снова стало трудно дышать, но на этот раз уже не от избытка чувств, а от боли и ледяного огня в легких. Скрывать, что со мной твориться что-то неладное или притворяться, что это всего лишь легкое недомогание, дальше было бессмысленно. Сочувствующие и любопытные взгляды доводили меня до белого каления, но поделать я ничего не могла. Мое слишком резкое и быстрое выздоровление выглядело бы странно. Нужен был повод, и здесь мне неожиданно повезло. Перед рождественским пиром меня вызвала к себе Минерва МакГонагалл и стребовала обещание привести свое здоровье в порядок за время каникул. Я выразила приличествующую случаю озабоченность и уверила ее, что обязательно покажусь лучшему лондонскому колдомедику. Я уже решила, что после Рождества уничтожу руны – и мне как раз хватит времени, чтобы прийти в себя. В конце концов, я все-таки получила необходимую передышку, и – кто знает – может быть, ничто больше не смутит моих мыслей. Главное – дотянуть до Рождества. Каким бы отчаянным ни было мое положение, мне нужно самой поставить точку в этой истории.
|
Великобритания, 28.04.24.
ДЫРЯВЫЙ КОТЕЛ
ПОДШИВКИ 
