Гарри Поттер вздрогнул: в гостиной раздался шорох крыльев, и на плечо молодому отцу опустилась летучая мышь. - Ах, это ты, Дженни, – сказал Гарри, - что, хозяйку потеряла, да?.. Летучая мышь осторожно куснула его за ухо. Дженни была очень разумным и добрым существом и никогда не кусалась всерьёз, да и в шутку редко, но сейчас она, похоже, нервничала. Гарри осторожно снял с плеча неуклюжее создание. - Не бойся, завтра хозяйка вернётся, - сказал он, гладя мышку по бархатной спинке. – Я рад, что ты ко мне прилетела, но извини, я сейчас немножко занят… Мышка Дженни посмотрела на него своими чёрными глазками-бусинками и затрепыхалась, намекая, чтоб её отпустили. Немного полетав по комнате, она пристроилась на карнизе для штор: повисла вниз головой и завернулась в крылья. Одним из достоинств Дженни было то, что она привыкла спать по ночам. - Вот и умница, - пробормотал Гарри, отыскивая глазами строчку, на которой его прервали… « - Я действительно не человек… Гарри, - писал Невилл, и по его почерку было заметно, как дрожала его рука, - меня до сих пор, даже сейчас, когда я совершенно убит и не могу чувствовать ничего, кроме отчаяния, охватывает трепет при воспоминании о том, как она посмотрела на меня, произнося эти слова… Санни встала - так, наверно, поднимаются с трона королевы – и сбросила с плеч мантию целительницы. - Я не хочу, чтобы об этом узнали раньше, чем я умру, - промолвила она, - тебе я откроюсь, потому что ты один смог увидеть правду… Я женщина из рода бессмертных. Однажды в ночь Самайна, когда мир стал прозрачным, я навсегда покинула зелёные холмы Эрин, ибо захотела познать иное бессмертие, которое вы, люди, называете любовью… Где-то на окраине моего разума промелькнуло воспоминание о «Туатха Де Данаанн»… О победе и поражении племён богини Дану профессор Биннс долдонил так же занудно, как и о гоблинских войнах. Я почти ничего не усвоил… Знал бы я тогда, что однажды окажусь лицом к лицу с женщиной из народа сидов… Санни!.. Наша Санни!.. Кто бы мог подумать!.. - Мне повезло, - говорила она, торопливо расстёгивая пуговицы на длинном платье, - вскоре я встретила настоящую любовь… Полюбив смертного, я сама стала смертной… И не жалею. Утратив бессмертие, я обрела вечность… Платье было отброшено вслед за мантией, и миссис Саншайн осталась в одной… не знаю, Гарри, как это называется, белое такое, длинное, вроде ночной рубашки… - Потеряв любимого, я узнала страдание, - продолжала она, расплетая свои роскошные, длинные (до колен!) косы, - и сострадание пришло следом… А с ним - милость и милосердие, сокровища, неизвестные тем, кто живёт под холмами… Тогда и открылся мой дар – моя мука и моя радость, моя смерть и моё возрождение… Она скинула обувь… Сняла с шеи тонкую золотую цепочку с медальоном и положила на стол рядом со свитком и волшебной палочкой. Потом повернулась ко мне… И наваждение развеялось. Передо мной стояла не богиня, не королева, не сказочное существо – обыкновенная женщина, немолодая, усталая и испуганная… - Да, Невилл, так и есть, - кивнула Санни, вздрагивающей рукой заправляя за ухо тяжёлую прядь тёмных волос, - теперь я обыкновенная женщина… Не самая красивая… Не самая сильная волшебница… И я действительно очень устала и очень боюсь того, что собираюсь сделать… Она подошла к постели, присела на край и положила руку на лоб Мастера. Гарри, какое у неё стало лицо! Всё-таки, она не была обыкновенной женщиной: такую нежность и такую боль не способно вместить человеческое сердце!.. - Северус не хочет умирать, - сказала она, - что-то держит его здесь… А смерть не любит, когда ей не повинуются. Поэтому он страдает. Невилл, я могу помочь им договориться. Мы, древние боги, всегда были накоротке со смертью… - Как это… договориться? – от всего происходящего у меня кружилась голова, и во рту пересохло. - Я могу попытаться сделать так, чтобы он перестал противиться, - ответила она: в её глазах снова стояли слёзы, - с твоего разрешения, Невилл… Я слышала, как ты говорил про закон о праве Учеников… - Так делайте и поскорее! – воскликнул я. – Скорее, пока я не ещё хоть что-то соображаю!.. Пока я вас не убил, потому что вы говорите такие жуткие вещи!.. И почему вы не сделали этого сразу?! - Невилл, не сердись, - жалобно проговорила она, - неужели, ты не понимаешь?.. Я должна уговорить Северуса уйти, а ведь я так хочу, чтобы он жил!.. Я боюсь себя, боюсь ошибки… Боюсь, что причиню ему ещё большие страдания… Трудно даже лечить того, кого ты… кто тебе дорог, а я должна… Мне, право, легче было бы умереть самой!.. Не знаю, сколько времени мы бы ещё продолжали вот так препираться… Мой бедный Мастер застонал, и мы очнулись. - Нет!.. Нет… - Тише, тише, милый! – Санни склонилась над ним, целуя его в закрытые глаза. Потом она посмотрела на меня, и я понял, что она решилась. - Да, госпожа, - прошептал я, - я в вас верю… Мне уйти? - Если веришь, останься, - ответила она, - твоя вера мне поможет… Она легла рядом с Мастером, голова к голове, и закрыла глаза. Долгое время ничего не происходило. Потом мне почудилось, будто воздух в комнате тихо звенит. Странная, призрачная тень упала на знакомые предметы. Пламя свечей на миг вспыхнуло, будто протестуя, но тотчас два фитиля зашипели, захлебнувшись в лужице воска. Нездешний сумрак сгустился вокруг нас… - Северус, мой Северус, - заговорила Санни, ласково перебирая волосы Мастера, - мой бедный, никак тебе не живётся на свете!.. Почему этот мир так суров к тебе?.. Он не подарил тебе ни капли тепла… Это несправедливо, ведь ты - прекрасен!.. Никто не видит этого, кроме меня… Ты прекрасен, мой Северус!.. Мой… теперь только мой… Мне так нравятся твои волосы… в них ночь и серебро… Ты сам – серебро и ночь, зачем тебе солнце? Пойдём со мной… Ты так устал… Пойдём… Я слушал этот голос, и моя скорбь, моя тоска бледнели, таяли, растворялись в бесконечном спокойствии. Смысл слов начинал ускользать от меня, я слышал только тихий зов и сожалел, что зовут не меня… - Пойдём со мной, Северус… Пойдём со мной… Только скажи мне «да» - и эта боль прекратится… Страх тебя оставит… Ты ведь хочешь этого?.. Ты так измучен, мой бедный… Пойдём… Рука Мастера сжалась, комкая простыню. - Нет… Невилл… его семья… я должен… - Тише, милый, тише! – она теснее прижалась к нему и нежно провела ладонью по его изуродованной шрамами шее. – Молчи… Тебе же больно говорить… Твои раны так и не зажили… Это всё яд… Но я исцелю тебя… Забудь обо всём. Ты больше никому ничего не должен… Идём со мной!.. - Нет… Не оставлю… Ещё одна свеча упала с подсвечника и погасла. Я вздрогнул. Смутная тревога охватила меня… Воздух звенел, как натянутая струна. Пламя двух оставшихся свечей отливало красным, оно отчаянно боролось с подступающей тьмой… Но мрак наваливался неумолимо и властно, и душа снова начинала цепенеть, мысли утрачивали ясность, чувства засыпали… - Северус, ты ему не нужен, - вкрадчивый голос был холоден и сладок, как вино, - у него есть отец... настоящий отец, и мальчик найдёт способ вернуть его… Он справится без тебя, Северус… Ты научил его всему, что требуется… Забудь о нём… Забудь обо всём, подумай о себе… Подумай наконец о себе, Северус, твоё время пришло… Пойдём со мной!.. Пойдём туда, где ты будешь спокоен и счастлив… Тебя ждут… Пойдём со мной!.. Судорожно стиснутые пальцы Мастера разжались… Потухла предпоследняя свеча. - Да, милый, да… Я – не зло… Я – отдых после долгого дня… Меня не надо бояться… Да ты и не боишься… Ты такой храбрый, мой Северус… Вот и боль уходит, её не будет больше… Никогда, мой милый… Теперь только покой и радость… Идём со мною… Идём же… Идём… … Мне почудилось, будто я стою на берегу озера, у самой кромки воды. Вокруг спали тёмные холмы, а мне в лицо дул холодный, влажный ветер. Тяжёлый плащ был у меня на плечах, а в руке – посох странника. Тысячи дорог остались позади, и вся премудрость мира была мне открыта. Звёзды качались у моих ног. Но я был утомлён и равнодушен. Я смотрел в небеса - они молчали. Молчала и моя арфа в ветхом чехле. - Опасно приближаться к сиду в ночь Самайна, бард!.. ……………………………………….. … Я очнулся. Санни сидела напротив меня, и по её лицу, сверкая, катились слёзы. - Уже… всё? – хрипло спросил я. Она не ответила. Она, не отрываясь, смотрела на огонёк последней свечи: тусклый, синеватый, он уже почти не разгонял темноту. Он становился всё слабее и слабее. Мы не помнили, как наши руки встретились и сплелись. Санни дрожала. Я, наверно, тоже… Плакать я больше не мог. Свеча угасала. На самом кончике фитиля ещё теплился шарик голубого света размером со светлячка. Он отражался в широко раскрытых, неподвижных глазах Санни: они стали совсем черными. Её губы что-то шептали – почти беззвучно. Я расслышал: «услышь… прости… прими…» Огонёк заколебался, моё сердце замерло… Санни не то вздохнула, не то всхлипнула. Отстранив мои руки, она встала и, пошатываясь, шагнула во тьму… - Л-люмос!.. Не знаю, почему я это сделал… Я ведь понял, куда она пошла и зачем… Но даже и не подумал отвернуться или закрыть глаза. Словно в некоем затмении, я следил, как Санни склоняется над Мастером и целует его по-настоящему, в губы, отчаянно и страстно. - Северус!.. Мой Северус!.. Прости меня!.. Прощай!.. Она сжалась в комок, словно от боли, она кусала себе руки и рвала волосы – беззвучно, без единого стона. Я замер, поражённый почти животным ужасом… И увидел, как Мастер открыл глаза. Совершенно ясный взгляд – удивлённый и радостный… - Санни!.. Она отпрыгнула назад, как кошка. И тотчас за моей спиной вспыхнул свет: все пять свечей запылали неистово-ярким пламенем. Одна из них, упавшая, подожгла сваленные кучей на столе свитки пергамента. - Агуаменти! – завопил я. Мастер закричал – так кричат под пыткой… Санни – та просто завыла, как раненая волчица. Мощная струя воды, отразившись от стола, ударила мне в лицо: с заклинанием я, конечно, перестарался… Думаю, в мои лёгкие влилось не меньше пинты. Я рухнул на пол, выпучив глаза и безуспешно хватая ртом воздух… И всё-таки продолжал слышать голос Мастера, его полный непереносимой муки крик: - Санни!.. Не уходи!.. Санни!.. Неведомая сила вздёрнула меня на ноги. Это была Санни… Нет, не она! Богиня из древних преданий – дикая, необузданная стихия, сам гнев, сама ярость! - ТЫ ЗНАЛ?! ТЫ ЭТО ЗНАЛ?! Вода хлынула у меня из носа, и я наконец-то закашлялся. - Беги! Беги отсюда! – крикнула Санни, теперь уже снова она, женщина, совершившая роковую ошибку… И я побежал. Не разбирая дороги, спотыкаясь и падая. Мне показалось, что мой бег длился целую вечность… В конце концов я очутился в тёмной, как могила, комнате, из которой не было выхода. Ещё некоторое время я метался, натыкаясь на стены и какие-то полки, что-то звенело, падало, разбивалось… Потом я сам упал. И отключился.
|