Элен приползла с работы. Хорошо бы мать не звонила. Сколько можно напоминать, что она, Элен, неудачница? Да, она работает за гроши сутки через трое консьержкой в доме для тех, кто существенно богаче. «Тебе уже тридцать, а у тебя нет нормальной работы!» Да, она как всегда одинока. «Ты не понимаешь, что в тридцать лет уже не бывает так, чтобы: Ах! И мне больше никто не нужен. Надо присмотреться к человеку, вырастить чувство». Да, у неё в квартире бардак и чёрт ногу сломит. «Ты лентяйка и распустёха, неудивительно, что у тебя никого нет, к тебе в дом страшно войти». И, наконец, да, она терпеть не может краситься и модно одеваться. «Ты выглядишь как бомжиха, на такую никогда не обратит внимания никакой принц на белой лошади, потому что мужчины любят исключительно глазами, а ты вечно в каком-то старье и не накрашена».
Надоело. Особенно когда она попыталась последний раз втюхать ей, что «настоящий Северус Снейп» пройдет мимо именно потому, что она не одета и не накрашена. И как объяснить ей, что Северус Снейп пройдет мимо в любом случае, просто потому что он Северус Снейп, и заставить его остановиться можно, только захлопнув перед его длинным носом дверь, а обратить внимание на женщину, только заперев его с этой женщиной в тесном помещении минимум на полгода? И тогда, если у женщины будет ангельское терпение и сумасшедшее желание, Северус Снейп месяца через четыре начнет на двадцать ядовитых фраз говорить две нормальных, а через год почти совсем перестанет огрызаться. Может быть. Да, очень не хотелось бы, чтоб она позвонила. Зачем нужна лишняя истерика?
С собакой опять соседский Джон с утра погулял. Как бы объяснить мальчишке, что всё-таки не надо этого делать? Она ему платит за один вечерний выгул раз в три дня, у неё просто нет лишних денег, чтоб платить за ещё один выгул. Сколько раз она Джону это говорила? Три или уже четыре? Глупый мальчишка. Нет, его тоже можно понять, он о собаке мечтает как о манне небесной, а родители ему вряд ли хоть когда её купят, вот он и рад возможности побегать с соседкиной дворнягой. Да ещё на лишнее мороженое при этом заработать. Придётся повторить ему пятый раз, что не надо работать больше договорённого, и угостить чем-нибудь.
Элен включила электрочайник, потом компьютер, проверила почту, просмотрела на сайте отзывы на выложенные ею фанфики (вздохнула, ничего нового, даже Рыцарь Кубков сегодня на форум не заходил), потом пошла на кухню, с тоской размышляя о том, что надо всё-таки вымыть, наконец, посуду, потому что не дело это, когда кастрюля стоит замоченная уже три месяца. От неё периодически начинает пахнуть, но ни на что большее, чем смена протухшей воды на новую, Элен до сих пор не хватило. Готовить она ещё раньше перестала, скучно это – для самой себя готовить.
Девушка достала из рюкзака пакет с жареной куриной ногой, коробочку салата и бутылку йогурта. Где-то ещё в заначке шоколадка есть, до вечера вполне хватит, тем более что сейчас она собирается лечь спать. Минимум до трех часов дня, а то эти сволочи взяли моду всю ночь туда-сюда шастать, и все будто специально ключи позабывали, а она только глаза закроет – звонок. Да ещё норовят спиной к камере встать. Ага, она их обязана в лицо со спины всех выучить три парадных по двадцать пять этажей. Особенно тот мерзкий парень в синей куртке бесит. Шляется туда-сюда из одной парадной в другую, а ты ему дверь открывай. Остолоп. Да ещё ёлку он сегодня вынес! У него, мать его, Рождество закончилось, не прошло и месяца, а весь холл теперь сухими иголками засыпан. И лифт тоже. И почему уборщица из-за него должна вечером снова приходить и выметать всё это безобразие? Сам нагадил – пусть сам и убирает. Элен и так все последние два года жалела об отсутствии Северуса Снейпа в своей жизни, в тот момент она пожалела об этом особенно отчетливо. Уж Мастер зелий-то заставил бы этого ленивого наглого ублюдка убрать все хвоинки до единой! Вручную. Без помощи веника.
Ей показалось, что в комнате что-то упало, а потом раздался истошный лай собаки и детский крик. После секундной шоковой оторопи Элен метнулась в комнату. Собака лаяла на непонятно как появившегося здесь ребёнка. Он был маленьким, тощим, оборванным, грязным, черноволосым и кошмарно избитым. Сквозь прорехи в драной, вылинявшей до какого-то невнятного цвета футболке были видны синяки, а кое-где расплывалась кровь. Судить о внешности ребёнка или хотя бы о том, какого он пола, было невозможно, он сжался в невообразимо маленький комок, тщательно прикрыв голову руками и защитив от возможных ударов живот.
- Табаки, фу! – прикрикнула на собаку Элен, хотя видела, что её псина, защищая территорию, всё-таки не успела укусить неожиданного гостя. Вообще-то с неё бы сталось. Она соседей мимо квартиры не пропускает, когда дверь открыта. Сторожит, даже когда не просят. Вот и сейчас она хозяйские слова фактически проигнорировала. Только лай стал обвиняющим, словно собака возмущалась: «Как это «фу»? Ты что не видишь? Это же чужой! Он же без тебя и без разрешения пришёл!»
Не обращая внимания на собачьи претензии, Элен схватила её за шкирку, выставила в прихожую и захлопнула дверь. Затем девушка подошла к жалкому комочку в центре комнаты. Ребёнка била крупная дрожь. Не зная, что следует делать в подобных случаях, девушка присела на корточки рядом с дрожащим тельцем и осторожно запустила пальцы куда-то внутрь между тоненьких рук, где-то там должно быть лицо. В следующий миг клацнули зубы, и она, вскрикнув, отдёрнула руку, а ребёнок мгновенно перекатился к дивану и спустя секунду сидел, всё так же сжавшись в комок и опираясь спиной о сиденье. Элен испытала глубокий шок. Мало того, что на шее мальчика, а это был именно мальчик, был туго затянут строгий собачий ошейник с чёрным кожаным поводком, его лицо… Оно было занавешено длинными, грязными, чёрными, прямыми волосами, из которых торчали только кончики ушей и нос. Слишком большой для такого маленького ребенка, словно взятый у кого-то существенно старше и кривовато приставленный к лицу малыша, это был не нос даже, а шнобель, иначе не назовешь. Из носа текла кровь. И из разбитой нижней губы. И чёрные глаза затравленно глядели сквозь спутанные волосы. Совершенно сухие глаза. Словом перед Элен сидел на полу не просто ребёнок в совершенно кошмарном состоянии. Перед ней сидел маленький Северус Снейп. Сегодняшний день был самым скверным в его жизни. За все свои почти шесть лет он ни одного приятного дня не помнил, но этот несомненно был вне конкуренции. Так же плохо было только полгода назад, когда его отправили на «дрессировку» к дяде Родерику. Это были кошмарные пять дней. Кажется, до этого он ни разу не голодал пять дней кряду. Даже если дядя Роджер и тётя Шарлотта ничего не давали, иногда удавалось украсть еду из мусорного бачка или даже, в случае особой удачи, из холодильника. Если это замечали, его били, конечно, но возможность хоть что-то проглотить в любом случае искупала колотушки. Но те пять дней на улице, в собачьей будке, на цепи. Собачий корм - мерзкая похожая на какашки масса. Его выворачивало от одного запаха. Сперва тошнота только подкатывала, но на второй день, когда консервы протухли, его действительно стало рвать. Пустой живот мучительно болел, исторгая только жёлчь, но это никому не было интересно. Строгий ошейник на тощей шее. И хлыст. Проклятый собачий хлыст. Каждый день, по несколько раз. Он потом долго не смел огрызаться. Чуть не все эти полгода был абсолютным паинькой, терпел всё: пинки, голод, побои. Работал как вол. Даже не заикнулся о куртке, когда его отправили на прошлой неделе чистить снег на внутреннем дворе. И кашля его потом никто не слышал, как ему только удалось. Как ему вообще что удается? Вот бы знать. А то все эти странные вещи случаются как хотят, безо всякой системы. Вот с утра волосы, которые Джудит, играя в парикмахера, вчера обкорнала по самый скальп, опять отросли, толку ему с этих волос. Вот если бы как-нибудь исчезнуть отсюда. Куда только? Больше всего ему хотелось к маме. Но мамы нет. Он прекрасно знал, что она умерла. Уж это-то ему давно сообщили. Что она проститутка, что она нагуляла его неизвестно с кем и не смогла вовремя от него избавиться. Что имела наглость умереть и подкинуть его на шею приличной замужней сестре. Как раз из-за этого полгода назад он и сорвался. Спросил тётю Шарлотту, зачем она его взяла, раз он ей так мешает. Так его не колотили ни до, ни после. Сперва тетка едва не сломала об него ручку швабры, потом пришёл дядя и заполировал всё это ремнем, а Джудит с Виктором позабавились потом, когда он лежал на своем половике и пытался придти в себя. А на следующий день явился дядя Родерик со своими паршивыми доберманами, и его передали на «дрессировку». А сегодня с утра он опять огрызнулся на Джудит. Сказал, что парикмахер их неё как из супницы перечница. Даже и не ей, себе под нос проворчал. И всё. Началось. Сперва-то всё было привычно, но потом, когда он сквозь дядины проклятия и свист ремня расслышал, что тётка звонит дяде Родерику, чтоб снова отдать его на дрессировку… Он точно теперь умрёт. Зима же. Пара дней в собачьей будке и ничто его не спасёт. И снова эти мерзкие шипы впились в шею. Как он их ненавидит. Когда дядя Родерик позвонил у крыльца, и Виктор понёсся открывать, он понял, что лучше умрёт прямо здесь, пусть сейчас убьют, а на дрессировку он им не дастся! Он сжался в комок, тщательно затолкав поводок поглубже в середину, чтоб они не могли достать. За ошейник не взять, сами слишком туго затянули, на руки тем более не возьмут, побрезгуют. Ему снова захотелось куда-нибудь подальше. К маме. Хлопнула дверь. Раздался истошный собачий лай. Эти проклятые доберманы тоже здесь? Ну и черт с ними, ему уже плевать. На дрессировку он не дастся. Кто-то из них суёт руку внутрь комка, в который он свернулся, поводок достать хотят. В другой раз он бы поостерёгся, но сейчас ему терять нечего. Значит, говорите, я щенок? Значит на цепь в собачью будку? Ну и ладно. Собаки к вашему сведению кусаются! Ой! Кто это? Этот голос совсем не похож на тётин. И на Джудит тоже не похоже. Да она и боится к нему подходить, когда он не избит. Хотя сейчас он как раз-таки избит. Он перекатился так, чтоб оставить поводок спрятанным и вопреки всем правилам взглянул прямо в лицо той, чью руку только что укусил. Совсем незнакомая молодая тётя. Как тётя Шарлотта, только красивее и моложе наверное. Он ждал, когда она ударит. На сей раз у него даже возражений не было, в конце концов, он ведь первый её укусил, за такое точно полагается порка. Но она не замахивалась. Только смотрела. И он опустил глаза вниз, как ему всегда велели. Мало ли. Дрессировка, кажется, отменяется, а остальное он выдержит. Элен смотрела на мальчика и быстро соображала. Полиция? Скорая? Что ей с ним, на божескую милость, делать? И Мерлин бы с ним, что никто не поверит, что мальчик возник у неё в комнате из ниоткуда. Главное, что его надо успокоить, посмотреть как его самочувствие и первым делом снять этот мерзкий ошейник. А как, если он не даётся? «Я бы на его месте тоже не давалась», - подумала Элен, присаживаясь на корточки, а потом садясь на пятки, чтоб сравняться с мальчиком в росте. Нависать над ним было никак нельзя, только сильнее пугать. «Надо с ним говорить. Тихо, как с испуганным зверьком. Но твёрдо. Так ведь Берт говорит. Главное в дрессировке, это чтобы зверь считал тебя старшим зверем той же стаи. Это, конечно, не зверь, но довели его почти до этого. Спокойно. Выдохнули и начали».
- Успокойся, малыш. Я не буду делать больно. Не бойся. Я только хочу помочь.
Мальчик сперва опустил глаза, потом настороженно взглянул на Элен сквозь завесу грязных волос и снова отвёл взгляд. Девушка продолжила:
- Я хочу снять с тебя ошейник. Это очень больно? Не бойся меня. Я хочу помочь. Как тебя зовут?
Результат почти на ноле, он только ещё раз зыркнул на неё чёрными глазами, а стоило ей протянуть руку, вжался спиной в сиденье дивана ещё сильнее. Она заметила распухающую на глазах правую лодыжку, это похоже было на вывих, а значит, без врача не обойдёшься, сама она вывих не вправит. Вот сколько раз хотела пойти на курсы оказания первой помощи и всё руки не доходили, ругнула она себя, продолжая медленно убалтывать мальчика.
- Не хочешь говорить, как тебя зовут? Ладно, не надо. Но может, ты чего-нибудь хочешь? Ты голодный?
Он вздрогнул всем телом при этом вопросе. «И чего, дура, спрашиваю, - укорила себя Элен. – Видно же, что голодный. А что я ему дать могу? То, что я купила, он выблюет. Живот не примет. Ему кашу надо. Манную. Или бульон. А молока нет. Я бы за ним сходила, но его тоже так не оставишь. Одного, в ошейнике, избитого. Так. Надо с ним договориться. Хотя бы попробовать. Ой, Мерлин, а может, он вообще разговаривать не умеет? Такой Маугли».
- Давай договоримся, малыш. Я тебе задаю вопрос. Если твой ответ «да», то ты киваешь. Хорошо? Ты меня понял?
Мальчик два раза быстро кивнул. У Элен отлегло от сердца, по крайней мере, ребёнок вменяем.
- Ты знаешь, как ты здесь оказался?
Она не ожидала кивка в ответ на этот вопрос и задала его больше для проверки. После паузы мальчик чуть слышно шепнул:
- Нет, мэм. Простите, мэм.
- Хорошо, - Элен решила пока проигнорировать извинение. – Ты, я вижу, сильно пострадал. Тебя кто-то побил?
Кивок.
- И ты голоден. Сколько ты не ел? День? Два?
Кивок.
- Два? – переспросила она.
Кивок. Опущенные глаза. Худенькие руки обнимают поджатые к подбородку колени. Лодыжка сильно распухла.
- Сейчас я сниму с тебя ошейник, хорошо?
Кивок.
- Не будешь больше кусаться?
- Нет, мэм. Извините, мэм.
- Извиняю. Кто бы на твоём месте поступил иначе? Не бойся, я немного подвинусь, а то мне не дотянуться.
Мальчик наклонил голову ещё сильнее, пряча лицо между острыми коленями. И Элен смогла, наконец, избавить его от мерзкой собачьей атрибутики. «Гадость какая, ребёнку на шею такое надевать! Да я на собаку свою ничего подобного ни в жизнь не одену!» - гневно думала девушка, стараясь расстегнуть тугую застёжку и не удушить мальчика окончательно. Наконец вся конструкция полетела в дальний угол комнаты.
- Теперь вставай, - сказала она, не очень, впрочем, ожидая, что распоряжение будет выполнено. Но мальчик беспрекословно поднялся, всё так же глядя в пол и слегка ссутулившись.
- Молодец, - похвалила она его на всякий случай. – Давай руку, нам надо познакомиться с собакой.
Мальчик вздрогнул, но руку дал.
- Не бойся. Она не злая. Она ведь тебя не укусила?
- Нет, мэм.
- Она просто сторожит дом, а тебя она не знает. Вот и стала лаять. Сейчас мы выйдем вместе, она увидит, что я держу тебя за руку и успокоится. Понял?
- Да, мэм.
При попытке ступить на правую ногу он безмолвно вскрикнул. Элен ожидала громкого крика, плача, но надеялась, что до коридора ребёнок доковыляет. Без этого их с собакой отношения в норму не придут. Если она ребёнка вынесет на руках, собака начнёт подпрыгивать и только пуще испугает мальчика. Да, она ждала плача. Но он не плакал. Он только открыл рот и МОЛЧА закричал. Элен занималась раньше вокалом, она видела, что он кричит, но не слышала ни звука. Тем не менее, до коридора он явно не дойдёт, а значит, надо всё поменять. Это не очень хорошо, собака сильнее лаять будет, но что сделаешь.
- Садись на диван, малыш, - сказала она, и он удивлённо вскинул голову, словно сомневался в услышанном. Впрочем, он тут же снова опустил глаза. И остался стоять.
- Что же ты? – подбодрила Элен мальчика и услышала спокойно произнесённую тихим голосом фразу:
- Таким как я не позволено садиться или пользоваться мебелью.
Девушка оторопела, а потом пообещала себе, что если она выяснит, кто над ребёнком такое сотворил, то изуродует их лично, не беспокоя суды и органы социальной опеки. Пока же она натянуто улыбнулась, порадовавшись, что малыш её не видит, ибо снова уткнулся в пол, и сказала:
- Позволено, позволено. Садись, малыш.
Мальчик нерешительно сел.
- Вот молодец, - улыбнулась она чуть раскованнее. – Сейчас я открою дверь, сиди спокойно, не бойся, Табаки тебя не тронет. Понял?
Кивок.
- Хорошо, - с облегчением вздохнула Элен и, стараясь не делать резких движений, пошла к двери в коридор.
Собаку она успела ухватить за шкирку, когда та ринулась мимо в комнату. Сдерживая её порыв, Элен подвела псину к мальчику. Тот сидел на самом краешке дивана, судорожно сцепив вместе сложенные на коленях руки. Дрожал.
- Это Табаки, - тихо объяснила ребёнку Элен. – Какие бы собаки ни встречались тебе раньше – эту бояться не надо. Сейчас она понюхает тебя, запомнит и никогда не укусит. Ясно?
Кивок.
- Она очень редко кусается. Только если пришёл чужой и плохо себя ведёт. А ты не чужой.
Она подвела собаку поближе, но некоторое время не позволяла ей касаться мальчика. Пару раз собака для порядка гавкнула, потом обстоятельно обнюхала худенькие коленки и, наконец, лизнула сжатые кулачки, словно извиняясь, что напугала. Мальчик снова вздрогнул и испуганно посмотрел сперва на собаку, потом на девушку. И тут же снова опустил глаза и пробормотал:
- Извините, мэм.
Снова эти непонятные извинения. Элен пока не стала забивать себе голову.
- Ну, ты уже познакомился с Табаки. Она тебя признала, так что всё в порядке. Не будешь больше бояться?
- Нет, мэм.
Правда, что-то мешало Элен поверить мальчику. Скорее всего, это было сказано просто чтоб согласиться. Если уж ребёнка пытались превратить в собаку, то возможно отношения с этими животными у него не самые лучшие. Но Табаки больше его не тронет, это точно, а оставлять их наедине надолго пока не требовалось. Надо было двигаться дальше и поскорее, чем быстрее она осмотрит малыша, тем скорее сможет накормить его.
- Ты встать сможешь?
Мальчик немедленно встал.
- Хорошо, теперь раздевайся.
Снова испуганный взгляд. Он боится, что она ударит? Мерлин, бедный ребёнок.
- Не бойся, малыш. Я не причиню тебе вреда. Я только хочу посмотреть, какие у тебя травмы. Только посмотрю и окажу помощь. Я не сделаю больно, обещаю.
«Ага, что ему твои обещания, - мрачно хмыкнула она про себя. – Его уже, поди, столько раз обманывали».
- Поверь мне, пожалуйста. Тебе ничего не грозит. Я только посмотрю, что с тобой сделали.
Мальчик молча принялся раздеваться. Это не заняло много времени. Одежда состояла из драной футболки и заскорузлых от грязи джинсов не по размеру и тоже с несколькими дырами, к тому же они кажется раньше были женскими, внизу сохранились остатки какой-то вышивки. Никакого белья. На ногах ребенка были рваные розовые кроссовки. Они тоже были велики и явно девочкины. Теперь всё это лежало на полу маленькой, грязной, удивительно жалкой кучкой, а ребенок стоял рядом, стыдливо прикрываясь ладошками. Он был маленького роста, невероятно худым и грязным, бледную кожу уродовали тёмные пятна кровоподтёков и багровые, отвратительно вспухшие следы от чего-то вроде ремня. Они были везде: на плечах, ногах, спине и ягодицах, на груди и животе. Кое-где они пересекались, и в этих местах тонкая кожа была рассечена и сочилась кровь. Элен не стала пока прикасаться к ребёнку. Незачем его пугать лишний раз. Девушка внимательно оглядела мальчика, не заметила никаких сильных повреждений кроме распухшей лодыжки и снова присела на корточки, чтоб оказаться с ним одного роста, даже чуть пониже, это хорошо.
- Теперь скажи мне честно, только обязательно скажи, хорошо?
Кивок.
- Где-нибудь ещё болит так же сильно как в ноге? Чтоб не дотронуться или с трудом пошевелить?
Мальчик нерешительно убрал одну ладошку и показал на рёбра справа, там багровел обширный кровоподтёк. Возможно, пара рёбер сломана или треснула.
- Хорошо, молодец, - кивнула Элен, подошла к шкафу и извлекла оттуда свою рубашку. – Одень вот это, малыш, а потом сядь снова на диван и подожди меня.
Пару раз он недоверчиво зыркнул чёрными глазами, но все распоряжения выполнил без возражений и понуканий. И Элен пошла мыть ванну. Дело это было непростое, просто потому что сама она месяцами, если не годами, принимала душ. В результате та половина ванны, где она не бывала, ухитрилась зарасти толстым слоем слежавшейся пыли. Но в конце концов она справилась с задачей, отдраенная и прогретая ванна наполнялась тёплой водой. Девушка тщательно проверила температуру локтем и убедилась, что вода не намного теплее, чем для грудничков, что-то она читала насчёт того, что синяки горячей водой поливать нельзя. Приготовив губку и мыло, Элен вернулась в комнату.
Мальчик послушно сидел на краешке дивана. Одной рукой он придерживал слишком большую для него рубашку, другую протянул собаке. Та тщательно и серьёзно облизывала детскую ладошку. Элен улыбнулась, похоже, мальчик не самый робкий, во всяком случае, страх перед собакой преодолел быстро. Ребёнок увидел её, тут же убрал руку, вскочил и прошептал:
- Извините, мэм.
- Всё в порядке, малыш, - удивилась Элен очередному извинению. – Снимай рубашку, мы идём купаться.
Он снова выполнил распоряжение без возражений, даже не оторвал глаз от пола. Элен подошла к нему и вновь опустилась на корточки.
- Я тебя сейчас подниму, малыш. Не бойся, я постараюсь взять так, чтоб не сделать больно. А то сам ты явно до ванны не доберёшься. Вспомнив только что прочитанный душещипательный северитус, девушка спросила:
- Ты не боишься мыться в ванне?
И снова получила дикий, и кошмарный в своей обыденности ответ:
- Таким как я не позволено мыться в ванне, мэм.
- Малыш, я не знаю, каких гадостей тебе наговорили, - как можно мягче и теплее произнесла Элен, - но всем маленьким мальчикам регулярно следует мыться. И для этого существует ванна. Ты не боишься купаться в ванне?
- Нет, мэм.
- Вот и хорошо. Тогда давай я тебя подниму.
Мальчик снова посмотрел на неё изумлённо, но тут же виновато опустил глаза. Элен включила, наконец, внутреннюю логику и поняла, что ребёнку, похоже, запрещалось смотреть прямо на взрослых. И на руках его явно не носили. Кошмар. Внутри у неё стало невыносимо больно и очень захотелось заорать, адресуясь к этим мерзавцам, что-нибудь невероятно гадкое, но рядом был перепуганный избитый малыш, которого надо было искупать и покормить, это уж во всяком случае. И одеть во что-нибудь приличное. Элен мысленно подсчитала свои финансы. Их было негусто, ну да ладно, перебьются. Девушка осторожно обняла мальчика, стараясь не задеть повреждённые рёбра. Он был напряжён и дрожал, сам, должно быть, не знал, чего ему бояться. Ручки висели вдоль туловища, он не сделал ни малейшей попытки обнять её в ответ, или хотя бы как-то держаться за неё.
Элен донесла его до ванной комнаты и нагнулась, чтоб малыш мог дотянуться до воды.
- Попробуй, тебе нравится температура?
Он только взглянул, определил, что пара нет, а значит, не очень горячо, и кивнул. Девушка осторожно усадила мальчика в ванну, стараясь не задеть больную ногу. Вымыть его надо было поскорее, потому что к ноге лучше было приложить лёд. Намылив губку, девушка принялась осторожно отмывать мальчика. Ребёнок был очень грязный, Элен поставила себе галочку в память, что позже надо будет обязательно проверить, нет ли у него в волосах насекомых. Но сейчас это была не первоочередная задача. Сейчас его надо было просто вымыть, и сделать это очень осторожно, чтоб не потревожить ушибы и раны, а грязь здорово въелась. Мальчик всю процедуру просидел смирно, покорно поворачиваясь нужным боком, поднимая без понуканий руки и послушно зажмуривая глаза, чтобы не попало мыло. Наконец, Элен поставила его на ноги, спустила ставшую тёмно-серой воду и основательно прополоскала ребёнка под струёй тёплого душа. После этого она отнесла завёрнутого в купальное полотенце мальчика на диван. Уложив ребёнка и укутав его мягким пледом, девушка сказала:
- Я сейчас пойду за едой для тебя, малыш. После двух дней без еды тебе не стоит глотать, что попало. Я постараюсь скоро вернуться. Ничего не бойся, лучше всего попробуй поспать. Ладно?
Кивок.
- Вот и славно. Я постараюсь побыстрее, - Элен улыбнулась, накинула в прихожей куртку, заглянула ещё раз в комнату помахать мальчику рукой и выскочила из дому. Она действительно торопилась принести голодному малышу еды. Меньше всего ей хотелось бы, чтоб её нежданный гость исчез так же внезапно, как появился.
Быстрым шагом девушка двинулась к дешёвому супермаркету. Денег у неё было в обрез, а ребёнку надо было купить многое. И по крайней мере бельё она точно будет покупать не в секонд хэнде. Не замедляя шага, девушка извлекла из кармана мобильник и быстро нашла номер. Только этот человек мог ей помочь, только он не потребует заявить в полицию, поверит всему, что она скажет, не станет крутить пальцем у виска, если ребёнок исчезнет так же внезапно, как появился. И к тому же легко вправит мальчику вывих, скажет, что делать со сломанными рёбрами и чем и в каком количестве кормить ребёнка. А что он не доктор, а ветеринар? Да какая к Мерлину разница, она сама предпочитает у него лечиться, он точно не пропишет каких-нибудь убойных антибиотиков, за это можно ручаться.
Мобильник издал пару гудков, и на том конце нажали на кнопочку.
- Дональд, привет. У меня к тебе очень важное и главное срочное дело.
- Правда? Вообще-то я как раз хотел попросить тебя перезвонить через полчасика, я, знаешь ли, на трассе. Сегодня день визита к матушке.
- Дон, прости, но я вынуждена просить тебя развернуться в ближайшем пригодном для этого месте и галопом дуть ко мне.
- Это настолько важно?
- Это не телефонный и не уличный разговор, просто мне очень нужна твоя помощь. Если ты прихватишь с собой средства для оказания первой помощи при травмах, я тебе буду глубоко благодарна.
- Что случилось и с кем? С тобой? – тон мгновенно изменился, исчезла всякая легковесность, как Элен и ожидала от Дона. Хорошо, что у неё есть Дон, он ей как брат.
- Нет, не со мной. Самое серьёзное, кажется, вывих лодыжки и перелом или трещина ребра. Потом объясню. Давай, прихвати аптечку и дуй ко мне. Лёд к ноге я приложу.
- Хорошо, жди.
Она нажала отбой и убрала мобильник в карман. Универмаг был уже рядом.
Когда два часа спустя Элен вошла в квартиру её поразила идеальная чистота. Полы блестели, пыль исчезла, в кухне обнаружилась вымытая посуда, а плита и раковина сверкали первозданной белизной. В прихожей стояли три пакета с мусором. В комнате тоже все было чуть не вылизано, но ребёнка на диване не было. У девушки оборвалось сердце. Ведь в других помещениях его тоже не было, она везде была, даже в туалет заглянула. Стоп, не везде. Вернувшись в прихожую, она открыла дверь в кладовку. Мальчик лежал в уголке на полу, свернувшись калачиком. Голое худенькое тельце дрожало. Его тряпьё, которое Элен выбросила перед уходом в ведро, видимо перекочевало в мешки у входа вместе с прочими отходами, скопившимися в чудовищно запущенной квартире.
- Иди сюда, малыш, - позвала она мальчика. Голос предательски дрогнул. ***
Он быстро сообразил что к чему. Он вообще быстро соображал, когда ты живёшь у Ноблей, этому приходится учиться, а то костей не соберёшь. Ему хотелось куда подальше? Вот он и отправился куда подальше. Ясно, что не к маме, мама давно умерла, но эта тётя производит впечатление вменяемой. И потом, она одна, а один человек никогда не изобьёт так, как четверо. И она не ударила его за то, что он её укусил. И ошейник сняла. И голос у неё красивый. Стоп, вот это явно лишнее. Какое ему дело до её голоса, это ерунда. Главное, она не ударила, сняла ошейник, даже разрешила сесть. Сесть на мебель. Сколько раз он раз на мебели сидел? Один, и то тайком, когда все Нобли праздновали Рождество. Он домыл посуду, взял свою корку от рождественского кекса и целых пять минут сидел на стуле. Праздновал. Это был его себе подарок. Увидели бы тётя Шарлотта или дядя Роджер – вздули бы. Но они не увидели, так что праздник удался.
Незнакомая тётя хочет натравить собаку. Она говорит, что не надо бояться, но он-то знает, что от собак одни неприятности. Доберманы дяди Родерика всегда кусают каждого, кто подойдёт близко, их и науськивать не надо. Но даже укус лучше, чем дрессировка. Надо быть очень послушным, тогда может быть, его оставят здесь. И его обещали покормить. Пустой желудок скрутило в узел. Может, если он позволит себя укусить, ему что-нибудь дадут? Эта собака лизнула его. Это было так приятно. Его никто не облизывал раньше. Это совсем не укус, это доброжелательно. Эта собака не хочет его кусать. Она виляет хвостом, а он знает, что когда собака виляет хвостом, значит, она довольна. Он про это слышал в мультике, который смотрели кузены. А ещё эта тётя спрашивала, как его зовут. Если бы он знал. Он знает, как называли его Нобли. И конечно это была дерзость, что он не ответил на вопрос. Если она снова спросит, придётся ей сказать, и тогда его поколотят в наказание, что не ответил сразу. Но может, несильно поколотят? Она не кажется такой уж злой. А может, она сама по себе станет называть его ублюдком. Или как-то еще, как ей нравится. Пока она называет его «малыш». Это лучше, чем «ублюдок» или «щенок». И лучше, чем его фамилия. Его фамилия ему известна. С ней никакой клички не надо. Нободи. Когда Джудит хочется поиздеваться, она называет его «кузен Нободи». «Ты просто маленький ублюдок, кузен Нободи, поэтому у тебя такое имя, чтоб ты не позорил собой ни нас, ни мамину родню. Твой отец – никто и сам ты никто!» Это так ужасно обидно, но он должен молчать. Если огрызнуться на такое, то точно не соберёшь костей. Мама умерла, а папа неизвестно где. И неизвестно кто. Может, Нобли правы? Чем-то же он наверное это заслужил? Ведь у Джудит и Виктора есть тётя Шарлотта и дядя Роджер. Они покупают им игрушки, гладят их по голове, играют с ними и поют им песни. Ну, дядя Роджер не поёт, а тётя Шарлотта иногда поёт Виктору колыбельную. И когда они болеют, их утешают, и приглашают к ним доктора и покупают что-нибудь вкусное. А ещё Виктор и Джудит ходят в школу, и родители проверяют их уроки. А он не ходит, потому что тётя Шарлотта говорит, что он тупой. А дядя Роджер добавляет, что этого и следовало ожидать от сына шлюхи и наркомана, и он не потерпит, чтоб всякий тупой уродливый ублюдок позорил их дом. Поэтому он умеет только считать. До сорока. Это потому что на сороковом ударе он, как правило, отключается. Интересно, чем он заслужил, что он такой уродливый и у него нет родителей и он, наверное, вправду тупой? Как он ни старался вспомнить, такого серьёзного проступка он за собой вспомнить не мог. Может, конечно, дело в том, что с ним иногда происходят странные вещи, ну вот как отрастание волос или то, как он сюда попал. Но ведь это недавно, а он всегда жил у Ноблей. Тётя ушла и можно спокойно подумать обо всём этом, пока собака лижет ему ладонь. Это так приятно. Обязательно надо постараться остаться здесь. Тётя не побила его, даже когда он разделся. Дядя Роджер приказывал раздеться только пару раз, когда устраивал ему показательную порку. А эта тётя только посмотрела и спросила: где сильно болит. Он знает, что жаловаться нельзя, только хуже будет, но она же сама приказала… А потом было так хорошо. Она его носила на руках и купала, как тётя Шарлотта Виктора. Нет, конечно, это не его мама, но она такая добрая. Надо обязательно заслужить право здесь остаться, показать, что он может быть полезным. Он умеет прибираться. Эта тётя не любит уборку или ей некогда, она, наверное, не откажется от того, чтоб он наводил порядок, он умеет, он хорошо умеет всё мыть. Он всегда делал эту работу у Ноблей, сколько себя помнит. Надо показать, что он много может и при этом мало требует взамен. Собственно, он просит всего лишь немного еды, угол в чулане и поменьше пинков. Только бы не дрессировка.
Он так старался, и у него всё так быстро получалось, как никогда у Ноблей. Только бы успеть как можно больше, пока эта тётя не пришла. Она, правда, выкинула его одежду в мусор, но он даже голым ходить согласен, только бы не к Ноблям. Только вот голышом он не может выйти к помойке, чтобы выбросить мусор. Придётся оставить его в прихожей, но он очень аккуратно завязал пакеты. Может, не накажут. Или хоть несильно. Только бы оставили. Он успел сделать всё, что мог и занял своё место в чулане. Он навёл там порядок, и освободилось немного места. Там была вонючая подушка, он задвинул её в другой угол, но вряд ли она очень уж нужна, может, ему позволят взять её? Тогда у него будет почти настоящая постель. Хлопнула дверь. Он задрожал от испуга. Вот сейчас тётя проверит, как он работал, и скажет, оставит она его или отправит назад к Ноблям. Может, попросить её? Но он же давно знает, просить нельзя. Надо только брать, что дают и радоваться, если наказали не очень больно. Даст ли она ему поесть? Или скажет, что он всё сделал плохо и не заслужил еды? Нобли всегда говорили, что он мало работает и много ест. Но она ведь обещала, что даст поесть, и она такая добрая, она ни разу не ударила его, даже когда он её укусил. На глаза навернулись слёзы. Их надо было прогнать, за слёзы только больнее достанется, он это прекрасно усвоил, хоть тётя Шарлотта и говорит, что он тупой. Дверь чулана открылась, и он на всякий случай зажмурился и сжался ещё сильнее. Вот сейчас пнут.
- Иди сюда, малыш, - голос у тёти спокойный. Может, всё-таки не ударит? Ладно, идти всё равно надо.
|
Великобритания, 02.05.24.
ДЫРЯВЫЙ КОТЕЛ
ПОДШИВКИ 
