Слух вернулся первым. Еще до конца не очнувшись, он слышал голоса мадам Помфри, директора, профессора Макгонагалл. Темнота вокруг него была такой теплой, почти живой, что прощаться с ней совершенно не хотелось. Он не разбирал слов, только интонации, да и то не вслушивался. Наконец открыв глаза, он увидел прямо перед собой Алазар. Она напряженно молчала. Ее руки находились у него над животом, из них лился красивый золотой цвет. Этот цвет был теплым и мягким, Гарри физически ощущал, как боль и усталость отступают, в голове проясняется, а желудок возвращается на место. Ее глаза смотрели прямо на него, но он с удивлением осознал, что Алазар его не видит. Зато сейчас он мог сказать с абсолютной уверенностью, что ее глаза темно-зеленого цвета, но настолько темного, что даже вблизи кажутся черными. А вот когда на них падает солнечный лучик, как сейчас… Гарри повернул голову. На соседней кровати сидел Рон. Он с удовольствием ел шоколад и радостно смотрел на друга. Гермиона, Гарри был уверен, лежала по другую руку, но поворачивать голову и смотреть он не хотел. Так Гарри и заснул. Проснулся мальчик из-за громких голосов. В соседней комнате кто-то спорил. Гарри посмотрел на друзей - они спали. Он прислушался: ссорились двое, и, судя по всему, уже давно. Дверь была приоткрыта, полоска яркого желтого цвета красиво контрастировала с темнотой их временной спальни. Гарри надел очки и слез с кровати. Босые ноги гулко шлепали по холодному полу, но ему было все равно: спорщиками были Алазар и профессор Снейп. - Ты с ума сошла! Он не успокоится, пока не достанет тебя! - Или не убьет. - Или не убьет! Ты что, не понимаешь? Ты не должна была… - Что не должна? Что не должна? Защитить ребенка не должна? Дать ему отпор не должна? Спасти Хогвартс от него не должна?! Думай, что говоришь и кому говоришь, Снейп! - Ты невыносима! - профессор Снейп был в ярости. - Ты идиот и перестраховщик! - парировала Алазар. - Ты переходишь на личности! - зашипел он. - Личность здесь одна и это явно не ты! - А ты не видишь дальше собственного носа! Что теперь будет… - Я вообще больше ничего не вижу, Снейп, - Алазар бесцеремонно перебила профессора. - Я лишилась возможности видеть. В ту ночь. И мой нос тут совершенно не при чем, - спокойно, как о погоде, сказала она, безразлично глядя в окно. - Я не знал… - Снейп не мог найти слов. Гарри впервые слышал такие интонации в его всегда уверенном, хорошо поставленном преподавательском голосе. - Ты ведешь себя так… По тебе не скажешь… Но как? - Неважно, - голос Алазар смягчился. - Прости. - Что я слышу? - Алазар явно решила уйти от опасной темы. - Передо мной извиняется сам профессор Снейп, ужас Хогвартса, гроза учеников и гениальный отшельник! - Это комплимент? - Гарри мог поспорить на десять галеонов, что Снейп саркастично повел бровью. - Это цитата из твоей рекомендации. - Какой рекомендации? - Которую ты получишь, если не прекратишь со мной пререкаться! Вместе с выходным пособием и приказом об увольнении! Пойми ты, наконец, я не могла поступить иначе! Это ребенок! Ученик! Он мог погибнуть! - Это Поттер! Ему не впервой, - хмыкнул Снейп. На минуту в комнате воцарилась тишина. Потом раздался едва слышный свистящий шепот: - Гарри мертв. Гарри Поттер умер десять лет назад. Не береди мои старые душевные раны, Снейп. Это слишком больно… Гарри забыл об осторожности. Он хотел заглянуть Алазар в глаза, найти там подтверждение ее слов… Он, забывшись, выступил вперед, в полоску яркого света, коснулся заскрипевшей двери… и уже через секунду перед ним стоял профессор Снейп - взбешенный и явно не выспавшийся. - Поттер! - прошипел он. На его лице отражалось все, что он думает о Гарри. - Заходи, мальчик, - Алазар была спокойна, будто разговор шел о ценах на Нимбусы в Австралии пару лет назад. Ее голос был тих и ровен. Гарри зашел в комнату и поморщился от яркого света. Ноги замерзли, но он боялся, что его выгонят, если он покажет это. А любопытство, вызванное последними словами Алазар, было очень сильным. - Снейп, возьми плед и укутай ребенка, он замерз. Гарри тут же решил, что Алазар умеет читать мысли, и испугался. Он совсем не хотел, чтобы рядом был человек, который может знать все его мысли. Но она лишь отрицательно покачала головой: - Я умею… умела читать мысли. Но для этого нужно… - она на секунду замешкалась,- … нужно видеть, а я… не могу. Или касаться. И сосредоточиться. Я сейчас только чувствую чужие эмоции. Сильные эмоции. Да и то… Не всегда. Не бойся. Гарри кивнул, потом понял, что Алазар этого не видит, и пробормотал вслух: "Эээ… хорошо". Девушка сидела на подоконнике, окно было открыто, и она курила, жадно вдыхая и сигаретный дым, и ароматный летний воздух. Снейп размеренно ходил по комнате, очевидно нервничая и злясь, но ни один мускул на его лице при этом не изменял своего положения: на лице застыла маска надменной скептичности. Он прошел к дивану, взял с него плед и укутал мальчика с большей заботой, если это слово можно употребить относительно профессора, чем когда-либо кто-либо до него. Он также сотворил теплые шерстяные носки, заставил Гарри их надеть, принес мальчику лекарства (укрепляющее и бодрящее зелья), а Алазар все сидела и молча курила. У нее были красивые тонкие черные сигареты. Их дым был не похож на табачный, скорее, на цветочный. Но Гарри мог ошибаться: как ни прискорбно было это сознавать, но профессора Спраут он слушал в пол-уха. Следующее протянутое Снейпом варево вкусно пахло, и Гарри с удивлением отметил, что это горячий шоколад, а не очередное зелье. - У тебя есть ко мне вопросы, мальчик? - Гарри поднял глаза на Алазар, но она все так же безразлично смотрела в окно. - Есть, мисс… миссис… профессор… - Алазар. Меня зовут Алазар, - она даже головы не повернула. - Алазар, - Гарри замер, не зная, о чем спросить. Вопросов было много, но все они казались не существенными. - Почему Вы считаете, что я мертв? - Давай на "ты", мальчик. - Почему ты… - Ты - можешь быть кем угодно, мальчик, но я знаю, что Гарри Поттер погиб в канун дня всех святых в возрасте полутора лет от непростительного заклятья около десяти лет назад. - Но… - Послушай, - перебила Алазар,- мальчик. Я эти десять лет провела под землей, погребенная заживо, потому что мой сын погиб. Я ослепла, защищая его, но не смогла… Я чувствовала, как уходит жизнь… Если бы не зов Хогвартса, я до сих пор была бы там, и, поверь, там мне было бы спокойнее, потому что там темно и относительно тихо. Только крысы… Но это ерунда. Я не смогла защитить собственного сына. И я еще помню затихающий стук сердца… Ты все еще имеешь смелость утверждать, что ты - мой Гарри? Сказать, что мальчик был в шоке - это не сказать ничего. Алазар была совершенно не похожа на его мать. Он представлял ее совсем другой... И потом, он знал, что Лили Поттер мертва. Как и его отец… Они погибли, но он-то жив! Все его мысли разбегались, как шустрые муравьи. Гарри было не по себе. Нечасто тебе говорят, что ты был убит, а твоя мать - не та, которую ты всю жизнь считал матерью, а совершенно другая женщина. - Как это сын? - все, что смог выдавить из себя Гарри. - Мой сын, - в ее спокойствии было что-то неестественное и болезненное. Казалось, что Алазар на самом деле где-то высоко, парит, только оболочка и осталась. Показалось, или Снейп сочувственно посмотрел на Гарри? Наверное, показалось. Не мог же он в самом деле… Гарри и сам не понял, как опять заснул. *** - …Но самое сложное - это бороться с друзьями. Я присуждаю за это Невиллу Лонгботтому 10 очков. Итак, думаю, пришло время сменить цвет нашего зала на красный… - Какая жалость, что я так не думаю. Все обернулись к Алазар, которая стояла у окна справа от учительского стола и курила. - Понимаешь, Альбус, - продолжила она без всяких эмоций, бесцветным, спокойным голосом, даже не отводя взгляда от пейзажа за окном. - Красный совершенно не идет к моей сегодняшней мантии. Поэтому я против присуждения Кубка школы львятам. Прости, Минерва. Все с непониманием уставились на нее. Алазар была одела в тяжелое черное платье, скрывающее даже шею от посторонних взглядов. Платье - а не мантию! - Я, хранитель школы Хогвартс, в чьих жилах течет кровь вампиров, оборотней, демонов, ангелов, хранителей, старейшин, русалок, шивани, сирен, фениксов, единорогов, но остающаяся мираклой навеки, Глава Департамента Охраны Детства из "Совета Семнадцати", старшая из Семи, высший воин Света, принцесса Эльсинорская Алазар… Эту часть пропустим, у меня более пятисот титулов и должностей… Присуждаю 20 баллов Драко Малфою за умение хранить традиции, чтить своих предков и семейную гордость, - монотонно перечисляла Алазар, делая паузы, чтобы затянуться. - Присуждаю 20 баллов Панси Паркинсон за желание сделать мир вокруг лучше и красивее, даже просто начиная с самой себя. Я присуждаю 20 баллов Маркусу Флинту за порыв приобщить друзей к спорту. Присуждаю 20 баллов Грегори Гойлу и Винсенту Креббу за умение ценить дружбу, быть верными ей в любой ситуации и быть готовыми отстаивать честь друга до конца. Мне продолжать? Вся школа шокировано наблюдала за ней и Альбусом. Даже слизеринцы сняли маски надменных и высокомерных аристократов и ошарашено смотрели то на своего декана, то на Алазар, то на декана Гриффиндора, то на Дамблдора. Директор побелевшими губами выдавил: - Спасибо, не стоит, мы поняли, - и униженно замолчал. Минерва Макгонагалл обиженно смотрела на темноволосую девушку из-под стекол своих очков, воинственно поблескивающих из-за такой несправедливости. Алазар не обращала на это никакого внимания. Профессор Снейп, чуть привстав, наклонил голову, иронично выражая благодарность и почтение. - О, спасибо, госпожа, за Вашу милость, - сарказмом, которым была пропитано каждое его слово, можно было бы отравить всех гоблинов во всех отделениях Гринготтса. - Но мы не можем принять Ваш дар, потому что недостойны такой милости, - слизеринцы зароптали, но он успокоил их одним лишь взглядом. - и потом, мой факультет никогда не принимает подачек, - "змейки" поддержали декана одобрительным гулом. - Мы умеем проигрывать, потому что того, что у нас есть по праву, не отнять. Достойно принять поражение смогут только сильнейшие, а мои подопечные впитывают понятия чести и гордости с молоком матери. Пусть другие дети, лишенные этого, получат такие наивные радости, как преходящий Кубок Школы. Положение слизеринцев, веками являющихся примером образцового поведения и снисходительности к слабым, от этого не изменится. В конце концов, настоящие аристократы не должны отказываться от благотворительности. Один из пяти столов, сервированный серебряно-зелеными приборами, взорвался бурными аплодисментами. Алазар оглянулась, с потерянным видом смотря на слаев, и тоже пару раз бесшумно соединила ладони. Наверное, поэтому Маркус Флинт, только что получивший двадцать баллов, осмелился задать ей вопрос, подбадриваемый всеми слизеринцами. - Алазар, а Вы на каком факультете учились? - На "ты", - автоматически поправила она. - Ну так на каком? Весь зал замер в ожидании ответа. Целый год на эту тему спорили и делали предположения, вся школа гудела, а Фред и Джордж даже заключили пари. Алазар усмехнулась: - По-моему, это очевидно. Слизерин, - зеленый стол второй раз за вечер радостно зашумел. Но она продолжила: - Хотя жила в гриффиндорском общежитии. Зал замер. Отовсюду послышался удивленный шепот: "это невозможно!", "запрещено!", "как это?", "а мне так можно?", "я тоже хочу!". Несколько сотен глаз обратилось к учителям, которые сидели с такими хмурыми лицами, что сразу становилось понятно: как-либо комментировать это они не хотят. - Я отвечу на ваши вопросы, юные леди и господа, но только если вы зададите их вслух. Со всех сторон посыпались разнообразные вопросы, кто-то даже выкрикнул "Всего же все равно не расскажете!". Алазар улыбнулась. На ее лице, сейчас напоминающем маску, проявились тени эмоций, но… ненадолго. - Никто и никогда не объяснит вам всего. Вы должны научиться самостоятельно искать истину. Но сегодня я готова честно ответить на все ваши вопросы. Но будьте милосердны, не спрашивайте про мой возраст! Все девушки в зале захихикали, несколько молодых людей покраснело, они явно собирались начать это неожиданное интервью именно с такого вопроса. Гермиона посмотрела сначала на Гарри, потом на Рона. Они ободряюще улыбнулись ей. Рон даже сжал ее локоть в жесте дружеской поддержки. Она решительно встряхнула кудрявой головой и резко подняла вверх руку. Алазар хмыкнула. - Спрашивайте, мисс Грейнджер. Гермиона четко спросила в почти полной тишине: - Почему я не смогла найти о Вас…тебе никаких упоминаний в библиотеке? Даже в списках выпускников? На лице Алазар мелькнула тень улыбки. На миг Гарри показалось, что маска спала, и она начнет говорить свободно, без внутренних запретов, расскажет все, поверит в его существование… Его мама? Он не думал об Алазар, как о матери. Он был почти уверен, что она заблуждается… Почти. Где-то в глубине души жила предательская вера в то, что если он докажет ей, что он истинный Гарри Поттер, то жизнь изменится, а они будут счастливы… Вместе. Это будет настоящая семья, его семья. - Мисс Грейнджер, Вы уже знаете сигнальное заклинание огненных букв? - дождавшись кивка, Алазар с возрастающим интересом продолжила. - Попробуйте написать мое имя. Гермиона кивнула, сосредоточилась, произнесла заклинание, махнула палочкой, но… Ничего не произошло. Она попробовала еще раз, рассчитывая на то, что где-то ошиблась, но и во второй, и в третий раз перед ней не появилось ни одного пламенеющего символа. За спиной девочки уже хихикали слизеринцы. Несколько человек с других курсов тоже попробовали, но и у них ничего не вышло. Все растеряно смотрели на Алазар, но та только улыбалась уголками губ. - Мое имя невозможно написать. И невозможно произнести в заклинании. Можете попытаться на досуге еще раз, хотя вряд ли что-то изменится. - Как получилось, что ты жила в чужом общежитии? - Захария Смит противно растягивал гласные, когда говорил. - Слизеринское общежитие было переполнено. По официальной версии. - А по неофициальной? - Их много. - А почему у тебя нет фамилии? - Пенелопа Кристалл, девушка Перси, подняла руку. - Ну… Вообще-то есть. Даже не одна. Но я их не использую. - Почему? - весь факультеты спросили почти хором. - У меня есть фамилия, с которой я пришла и отучилась в Хогвартсе, но она ненастоящая - Прайтт, Алазар Прайтт. Есть фамилия моего отца, но он отказался от меня, и ее я использовать не хочу. А в моей нынешней семье нет фамилий. - Как такое возможно? - Драко Малфой удивленно поднял брови. - Мои родные живут там, где их невозможно ни с кем перепутать. Фамилия в таком обществе не нужна. Есть родовое имя, я его сегодня уже называла, но его не говорят после имени. - А где они живут? - второкурсница из Равенкло, девочка восточного типа, чуть покраснела от собственной смелости. - Далеко. Очень далеко. К счастью, у моих родных достаточно магических сил, чтобы в случае необходимости найти меня, где бы я не находилась. - Поисковые заклинания? - Перси поправил очки. Это была тема его возможной будущей зачетной работы, и он очень интересовался этим вопросом. Но Алазар отрицательно покачала головой: - Меня невозможно найти с их помощью. У моих родственников совсем другой источник силы, они черпают магию не из палочки, да и заклинаний у нас нет. - В библиотеке есть что-то о Ваших родных? - Глаза Гермионы засверкали от предвкушения. - Едва ли. Плечи гриффиндорки грустно поникли. Но уже через мгновение она расправила их, твердо решив разгадать, хотя бы частично, природу магии Алазар, ее загадку. Тихий бархатный голос заставил вздрогнуть добрую половину школы. Они забыли об учителях, которые тоже с интересом слушали этот разговор. - Где ты была все это время? Алазар резко выдохнула: - Какое тебе дело? Но Снейп не хотел отступать. - Ты бросила школу, бросила своих друзей, даже собственного Поттера оставила в одиночестве. Ты подставила сотни людей, которые на тебя надеялись. Мне есть до этого дело. И я имею право спрашивать, Алазар. Дамблдор беспокойно поднял на нее глаза, но причину его волнений никто не понял, даже когда она ответила. - Я… - Алазар на секунду закрыла рукой лицо, пытаясь справиться с эмоциями. - Я была за Порогом Смерти. Профессор Вектор вскрикнула, прижав руки ко рту, очки профессора Макгонагалл сползли на самый кончик носа, даже на лице Снейпа читался ужас. Директор смотрел на девушку со смесью уважения и брезгливости. - Но как? - Профессор Макгонагалл впервые на памяти учеников не могла справиться со своим голосом. - Как ты вернулась? Живой? Алазар убрала руки от лица, выпрямила спину, гордо вскинула подбородок. Глаза ее зло сверкали. - Я бы умерла. Я даже хотела этого. Я искала смерти. Она дала бы мне освобождение. Но меня позвал Хогвартс. Он считал, что дети в опасности… И не ошибся, - Алазар уже не говорила, а хрипела. - Я его Хранитель, я не могла не придти на Зов. Я сидела в своей клетке, этой чертовой камере, полной крыс, и слушала капли склизкой воды, текущей по стенам. Мне казалось, что я уже сошла с ума: изо дня в день слушать эти капли, без еды, без сна, без надежды. Я была там не десять лет, а целую жизнь!.. До сих пор привыкнуть не могу, что здесь можно стоять в полный рост или не надо ждать нападения голодных озверевших грызунов… Но Хогвартс просто вырвал меня оттуда, - голос ее от напряжения сел. Она шумно вдохнула воздух, закашлялась, отвернулась к окну и снова закурила. Алазар продолжила говорить только через несколько минут, и ее уже не волновало, слушает ли ее кто-нибудь или нет. - Я заслужила все это. Каждую минуту, каждый миг чертовой камеры я заслужила. И я бы вернулась туда, если бы смогла. Искупить мою вину невозможно, но попробовать стоит... Хотя бы так. В зале воцарилась гробовая тишина. Алазар докурила, аккуратно потушила сигарету, зло посмотрела на Снейпа из-за плеча и бросила: - Доволен? Ты такой ответ ждал, Снейп? А правда такова, что у меня не было выбора. И рядом никого не было. Только дебильные капли и крысы. И все. Профессор Синистра всхлипнула. Алазар поморщилась, будто съела лимон: - Не надо. Мне в детстве рассказывали, что каждая чужая слеза, пролитая из-за человека, добавляет тому век пребывания в Чистилище. Синистра изумленно уставилась на Алазар, забыв про слезы, а потом и вовсе поспешно их вытерев. - Думаю, на сегодня вечер воспоминаний можно закончить, - и Алазар исчезла.
| 
Великобритания, 04.05.24.
ДЫРЯВЫЙ КОТЕЛ
ПОДШИВКИ 
