-Профессор, - прервала его Полумна, - а откуда вы знаете такие подробности? В школе вы могли наблюдать за их жизнью, а остальное вам могли рассказать ваши друзья-портреты. Но в Саффолке? Неужели профессор Снегг сам вам рассказал?
Профессор Владышек одобрительно кивнул.
-Вопрос уместный. Я действительно был в Саффолке свидетелем описанной сцены, но не как портрет, а в своём натуральном виде. Я прибыл туда незадолго до приезда Пенелопы и Северуса по приглашению Цирцеи. Ей понадобилась моя консультация по поводу одного старинного и очень редкого собрания сочинений Шекспира, которое она собиралась приобрести. Сомневаясь в его подлинности и не вполне доверяя мнению
маггла-букиниста, который являлся продавцом, она обратилась за помощью ко мне, ибо в нашем мире я считался, и смею вас уверить, заслуженно, знатоком древних маггловских изданий. А потом она была настолько любезна, что предложила мне погостить в её доме. Я не мог отказаться и остался, а на третий день моего пребывания приехали Пенелопа с моим бывшим учеником. Разумеется, я знал о них ещё до того, как Цирцея получила письмо от Дамблдора - ведь я, вернее, я-портрет был в Хогвартсе непосредственным свидетелем их любви. А что касается сцены, которую я вам только что описал, то трудно было не услышать крики Цирцеи, которые разносились по всему дому. Она дала волю своему гневу, едва только Пенелопа отлучилась куда-то в город. Северусу пришлось смириться с её решением и, скрепя сердце, он оставил Пенелопу в доме её бабушки, а сам вернулся в Хогвартс. Нет нужды говорить, что они с Цирцеей расстались враждебно, да, в общем, и с самого начала знакомства друг другу не понравились. Я же предложил Цирцее свои услуги преподавателя изящной словесности, чему она очень обрадовалась и, к счастью, согласилась. Ей хотелось, чтобы Пенелопа как-то отвлеклась, а, может, она втайне надеялась, что девушка забудет Северуса. У меня же была своя цель: я хотел поддержать Пенелопу и скрасить её одиночество, потому что искренне желал им с Северусом счастья. Мы довольно быстро нашли с ней общий язык, потому что я не стал скрывать от неё, что я-портрет знает об их отношениях гораздо больше, чем думает Цирцея. Многое из того, что я вам тут рассказываю, я узнал непосредственно от Пенелопы. Она была чудесной девушкой и нисколько не жалела о случившемся. Я и сейчас готов поклясться, что, если бы они тогда не расстались, и Пенелопа родила бы своего малыша, это была бы самая счастливая семья на свете. Пенелопа была единственной женщиной, которая сумела научить Северуса Снегга любви.
-А как он чувствовал себя в это время?
-О, прескверно, могу вас заверить! В качестве портрета я неоднократно наблюдал вспышки его дурного настроения, в котором он теперь пребывал постоянно. Его всё раздражало, и длительный период расслабления для его учеников закончился раз и навсегда. Его не покидало чувство вины, хотя ничего страшного ещё не произошло, он был очень зол оттого, что его разлучили с Пенелопой, и невооружённым глазом было видно, как он тоскует по ней. Ночью он долго не ложился и часами кружил по комнате, как загнанный зверь, пока наконец, устав, не подходил к кровати, падал на неё и тут же, не раздеваясь, засыпал. Пенелопа присылала ему письма, и он жил только ими. Сам он тоже пробовал ей писать, но вскоре понял, что Цирцея перехватывает его почту, и бросил это занятие. Он бесился, всё время бормотал какие-то угрозы в адрес «старой ведьмы», но ничего не мог сделать. Без согласия Цирцеи никто бы не позволил ему забрать Пенелопу, да он и не хотел подвергать её лишним волнениям, которые были бы опасны в том положении, в котором она очутилась благодаря ему. Он утешался мыслью, что совсем скоро сможет забрать свою любимую, и Цирцея будет не в силах ему помешать. Но, думаю, он отдал бы всё на свете, лишь бы сейчас, сию секунду увидеть Пенелопу.
-Но, послушайте, профессор, - в Гермионе заговорило её обострённое чувство справедливости, - почему всё решала Цирцея? Ведь у Пенелопы как-никак был отец!
Владышек вздохнул.
-Не думаю, что он вообще знал, что происходит, - уныло возразил он. - После смерти матери Пенелопы его отношения с тёщей были весьма натянутыми. А когда девочке исполнилось десять, и Цирцея задалась целью сделать из неё великую волшебницу, она и вовсе отстранила его от воспитания дочери. Во всяком случае, она сделала всё, чтобы Пенелопа как можно реже виделась с отцом, и девочка почти всецело принадлежала ей. К тому же отец Пенелопы был очень увлечённым человеком - он не мыслил своей жизни без Египта, пирамид, папирусов, иероглифов... Он полжизни провёл в экспедициях, и в тот момент, когда Пенелопа жила у бабушки, пропадал на каких-то очередных раскопках. Но даже если бы он принимал больше участия в судьбе дочери, это вряд ли бы что-то изменило. Пусть бы даже он дал своё согласие на брак Пенелопы с Северусом, но всё же Цирцея была её официальной опекуншей, и необходима была также и её подпись. А она ни за что бы не согласилось, и отец Пенелопы был не тот человек, который мог бы тягаться с ней. Кстати, однажды Цирцея призналась мне, что пару лет назад она гадала на судьбу Пенелопы с помощью одного старинного метода, известного как «гадание Клеопатры». Это очень древняя и мало кому известная ворожба, суть которой примерно в следующем: нужно сложить в некий сосуд несколько десятков бумажек, на каждой из которых была написана одна буква - и так весь алфавит, повторённый несколько раз. Во времена Клеопатры для этой цели использовался папирус. Потом, после произнесения определённых магических заклинаний, можно было задать Судьбе вопрос. В ответ из сосуда вылетали бумажки, из которых составлялся ответ. Ответ мог состоять из одного, реже из двух слов, толковать которые нужно было самому. Особенность этого гадания такова, что нельзя задавать вопросы Судьбе напрямую. Например, нельзя было спросить, как будут звать будущего мужа, или пол ребёнка, или сколько лет тебе отпущено на этой земле. Вопрос должен быть иносказательным. Таким же был и ответ. Это такая своего рода игра в загадки, но Цирцея относилась к ней очень серьёзно. Она придумала весьма оригинальный вопрос: она спросила, на судьбу какой героини мировой культуры будет похожа судьба Пенелопы? И сосуд выдал ответ, который поверг её в ужас: ДЕЗДЕМОНА А вы знаете, что означает это имя?
-Я знаю, - прошептала Полумна, - «злосчастная».
Владышек кивнул и продолжал:
-А потом она задала следующий вопрос: «Что или кто будет причиной такой судьбы?» Ответ был ещё более неопределённым: ЧЁРНЫЙ ЧЕЛОВЕК Цирцея сказала мне, что это её сильно смутило и, опасаясь, что Пенелопа может повторить судьбу Дездемоны буквально, она увезла её подальше от Африки и Востока. По её словам, это предсказание сыграло не последнюю роль в её решении отправить внучку в Хогвартс. А когда она впервые увидела Северуса, который был в своей обычной чёрной мантии, то она восприняла его именно как «чёрного человека», и никакой симпатии он у неё, естественно, не вызвал.
Гермиона возмущённо фыркнула.
-Такая известная волшебница, а верит в гадания!
-Увы, - сокрушённо покачал головой Владышек, - судьба Пенелопы и впрямь оказалась злосчастной. Я только не уверен, что именно Северус был тем «чёрным человеком».
Он замолчал, и голова его поникла.
Так прошло несколько томительных минут.
-А что было потом? - решилась нарушить молчание Полумна, хотя уже знала ответ.
-Для Пенелопы и Северуса не была никаких «потом», - глухо ответил Владышек, не поднимая головы. - Последний раз я видел её живой и здоровой в июле. Её срок уже близился к завершению, до родов оставалась примерно пара месяцев. И тут Пенелопа решила повидать отца. Наверное, ей было важно услышать его одобрение, но я подозреваю, что Цирцея слишком замучила её несправедливыми упрёками - всеми этими разговорами, что она губит свою жизнь, что она могла бы найти себе мужа и получше и так далее. Не знаю, понимала ли Цирцея, как неосмотрительно и жестоко она поступает. Я не сужу её - ведь она очень любила Пенелопу. Просто ей было тяжело смириться с тем, что её любимая внучка будет женой рядового волшебника и, скорее всего, забросит магию на некоторое время. Да и вообще ей не хотелось так рано отпускать Пенелопу от себя и отдавать её чужому человеку, ведь она не желала делить её даже с родным отцом! Как бы там ни было, но Пенелопа вырвалась из-под её опеки и уехала к отцу в Египет, на раскопки какой-то очередной гробницы.
Профессор Владышек судорожно вздохнул и, достав из внутреннего кармана платок, вытер подступившие слёзы. После чего, не глядя на девочек, стал сосредоточенно складывать и раскладывать его.
-Всё дальнейшее страшно и чудовищно нелепо, - продолжал он каким-то отчуждённым тусклым голосом, словно эти воспоминания и сами слова причиняли ему острую боль. - В Египте Пенелопа заразилась неизвестной болезнью, вирус которой подхватила в гробнице, куда она, конечно, не могла не проникнуть вместе с отцом - ведь в детстве она побывала во многих из них. Маггловская наука отрицает древние проклятья, но, увы… В данном случае даже она вынуждена была признать очевидное. Пенелопу поразил странный недуг - она всё время задыхалось и говорила, что её как будто что-то пожирает изнутри. Это было немного похоже на лихорадку, но обычные в таких случаях средства не помогали. Маггловские врачи лишь разводили руками. Цирцея принялась искать лучших врачевателей нашего мира. Она даже обратилась к своему старому знакомому Альтотасу, у которого когда-то училась Пенелопа. Северус узнал о её болезни от Дамблдора, которому Цирцея в панике написала письмо, прося помочь - как видите, она даже не потрудилась известить его самого. Он немедленно выехал вместе с Дамблдором и при таких трагических обстоятельствах встретился с Альтотасам, своим кумиром, за общение с которым, как вы совершенно справедливо заметили, барышня, раньше бы отдал душу. Но сейчас нужно было спасать Пенелопу. Увы, древнее зло, поразившее её, было неизвестно величайшим волшебникам нашего времени. Современной демонологии очень мало известно о проклятьях египетских фараонов. Снегг день и ночь копался в старинных книгах в библиотеке Цирцеи, пытаясь найти средство, которое спасло бы его любовь. Но даже слёзы феникса и волшебная сила философского камня не могли одолеть зло, древнее, как мир. Пенелопа таяла на глазах. Вскоре погиб ребёнок, которого она носила - прямо в её утробе. Северус отчаянно пытался спасти её, он без конца варил разные отвары, и даже сумел с помощью Альтотаса получить Живую Воду, которая может в некоторых случаях воскрешать мёртвых. Но Вода лишь облегчила её страдания, а в остальном всё его искусство оказалось бессильным - и, промучившись три недели, Пенелопа испустила последний вздох у него на руках.
Он замолчал, но через несколько секунд, сделав над собой огромное усилие, продолжил дрожащим голосом:
-Я всё ещё находился тогда в доме Цирцеи. Я почти не видел Пенелопу, потому что от меня, увы, не было никакого толка. Я мог только надеяться, что случится чудо. Но чуда не произошло, хоть мы и живём в волшебном мире. Я хорошо помню её смерть. Цирцея сообщила мне однажды, что, если я желаю проститься с Пенелопой, то сейчас самое время, потому что она чувствует, что ей осталось совсем немного. Цирцея очень изменилась за это время. Из царственной Афины она превратилась в дряхлую старуху, которой было, как мне показалось, лет сто пятьдесят. В комнате Пенелопы было несколько человек, в основном, те, кто пытались ей чем-то помочь. Я подошёл к её ложу, чтобы взглянуть на неё в последний раз. Бедняжка, она так страшно изменилась! Её прелестное личико осунулось, глаза на нём казались огромными. Вся она как будто уменьшилась в размерах - всё это время она почти ничего не ела. Её чудесная кожа из загорелой стала жёлтой, как пески Египта. Я взял её руку, такую исхудалую, почти прозрачную. Она слабо улыбнулась и в последний раз взглянула мне в лицо своими ласковыми глазами. Погладила на прощание. Потом она отняла руку и еле заметным движением указала на Северуса. Он всё это время была рядом, и выглядел, по правде сказать, ужасно. Все отошли на почтительное расстояние, даже Цирцея не стала противиться последней воле умирающей. Я посторонился, пропустив его, и тоже отошёл. Пенелопа приподнялась, Северус помог ей сесть. Она обняла его, видимо из последних сил. Глаза её затуманились предсмертной пеленой, она уже не могла говорить. Я помню, как Северус сжимал её в объятьях и как будто всё ещё надеялся на что-то. Он бы отдал свою жизнь, если б это помогло ей. И вдруг её нежные руки дрогнули. Он бережно опустил её на постель, и, наклонившись к ней, сказал так тихо, что слова его, предназначавшиеся умирающей, расслышал только я, и то только потому, что уже начал глохнуть и ходил тогда со слуховым аппаратом:
-Прощай, моя кошечка, мы любили друг друга.
Он поцеловал её, и Пенелопа улыбнулась ему нежной прощальной улыбкой.
Она с трудом произнесла:
-Се-вер...
И душа её отлетела с последним вздохом, не дав ей закончить последнее прости.
Северус встал, обвёл присутствующих мутным взором, жестом пресёк все попытки собравшихся заговорить и произнёс только два слова:
-Это Рок...
И тут же вышел. Профессор Владышек стянул с головы берет и закрыл им лицо.
-Простите, девочки, - пробормотал он и исчез.
Наступила тишина. Девочки в оцепенении смотрели на пустую раму. Гермиона, потрясённая до глубины души, молчала, закусив губу. Полумна, уткнувшись ей лицом в плечо, тихонько вздрагивала.
Так прошло около четверти часа. Девочки понемногу успокоились, но говорить им не хотелось.
Внезапно в пустой картине вновь появился профессор Владышек. Его глаза покраснели и уже не искрили, а руки судорожно комкали потемневший носовой платок.
-Похороны мне запомнились только одним, - отрывисто заговорил он без всякого вступления, - едва Цирцея увидела Северуса, как в неё словно бес вселился. Она набросилась на него, как фурия. Дав ему пощёчину, она закричала: «Это всё ты виноват! Ты погубил её!» Она ещё что-то говорила, но, признаться, у меня нет ни малейшей охоты всё это вспоминать. Северус снёс всё молча. Когда же она стала кричать, чтоб он убирался прочь, он просто развернулся и ушёл. Потом он приходил один, чтобы последний раз поклониться милому праху. Я при этом не присутствовал - я уже покинул этот пруклятый дом, но я знаю, что, несмотря на угрозы Цирцеи, он всё же приходил на могилу Пенелопы.
Профессор глубоко вздохнул, и по щекам его против воли покатились слёзы.
-Я не знаю, как Северус перенёс эту смерть, - заговорил, он, справившись с волнением, - но он вернулся в Хогвартс спустя несколько дней внешне довольно спокойный. Мне кажется, он тогда ещё не осознал до конца, что Пенелопы больше нет. Это всё случилось в середине августа, скоро должен был начаться учебный год, а он всё пребывал в каком-то заторможенном состоянии, словно из него вынули душу. Учеников в школе ещё не было, и поэтому он воспользовался одной из комнат, где обычно жили студенты. К своей комнате, вернее, к их с Пенелопой бывшей комнате он теперь даже близко не подходил. Я узнавал новости о нём от других портретов и привидений. Он ни с кем не разговаривал, ходил, как сомнамбула, и вид у него был такой угрюмый и зловещий, что даже привидения от него шарахались. А однажды он пришёл сюда, в эту самую лаборантскую, которая тогда имела более жилой вид, и что-то долго варил, сверяясь с разными старыми книгами. Я всё это видел, потому что в то время здесь висел портрет профессора Василики, к которому я напросился в гости, чтобы не упускать из виду Северуса. Зелье, которое он приготовил, имело весьма зловещий вид и распространяло сильный и довольно зловонный запах. Я не знаю, может, это был яд, и он собирался убить себя. А может, это было какое-то особое снадобье, стирающее память или чувства... Мы уже никогда не узнаем этого, потому что Северус так и не принял его. На лице его была написана решимость, он уже поднёс склянку с зельем ко рту и вдруг с отвращением отшвырнул её. Стекло разбилось, жидкость растеклась по полу, наполнив лаборантскую ядовитыми испарениями. Его вдруг словно прорвало. Он принялся крушить всё вокруг, бить, ломать всё, что ему попадалось под руку. Звуки, которые он при этом издавал, были мало похожи на человеческий голос. Это был вой дикого зверя, плач койота, рык гиены - называйте, как хотите, но это не было звуки человека. В них слышалась такая ярость - и в то же время такое бессилие, такая смертельная тоска... Профессор Василики давно сбежал, сказав мне, что не выносит вида помешанных. Но то, что я видел, барышни - не помешательство. Это отчаяние. Самое сильное, которое я когда-либо видел... и, не дай Бог, ещё когда-нибудь увижу! Временами я различал среди грохота и воя членораздельные слова. Он повторял, как заведённый: «За что? За что?!» И ещё: «Я проклят...» В общем, это было очень тяжёлое зрелище. Он не успокоился, пока всё тут не разнёс - домовики потом убирались целую неделю. Портрет профессора Василики - кажется, единственное, что уцелело, и то только потому, что он висел слишком высоко для Северуса. В конце концов, когда он понял, что крушить больше нечего, он покинул лаборантскую, и я поспешил последовать его примеру. Я вернулся в свою картину, и очень своевременно, ибо он впервые за всё это время переступил порог своей бывшей комнаты. Видимо, в тот день его душу обуревали демоны, ибо он начал собирать вещи Пенелопы - её письма, сорочку, гребешок, какие-то тетради - и бросать в огонь камина, который тут же зажёг с помощью волшебной палочки. На лице его при этом была такая мука, словно он каждый раз бросал в огонь частицу своей души. Он физически страдал в эти минуты. Наконец у него осталась только фотография - единственная фотография Пенелопы Сфинкс, где она сидела верхом на прекрасном коне мышастой масти, и скакун нетерпеливо пританцовывал на месте, сдерживаемый умелой рукой всадницы. Он посмотрел на фотографию, по лицу его прошла судорога ... а потом он бросил её в огонь! Бросил с таким видом, словно вырвал из груди сердце. Потом он молча смотрел, как огонь подбирается к фотографии, как он начинает пожирать её края... Видимо, это было выше его сил, потому что вдруг он с криком кинулся к камину и принялся разгребать огонь голыми руками. Он достал фотографию, которая ещё не успела сгореть - пострадал, в общем-то, только один угол, да поверхность снимка покрылась некрасивыми жёлтыми пузырями. Я слышал, что потом он потратил много сил, чтобы восстановить фотографию, перерыл кучу книг по волшебному фотоделу, и всё-таки сумел добиться результата - снимок восстановился почти полностью, только уголка не хватало. Уверен, что за все богатства мира он не расстанется с этой фотографией, ставшей самым большим его сокровищем. Я не знаю, где он её хранит - может, в каком-то тайнике... а, скорее всего, он носит её у сердца и не расстанется с ней и на смертном одре. Руки его, из-за того, что он полез ими в огонь, покрылись жуткими волдырями, и кое-где с них даже слезла кожа. Он отправился в больничное крыло, где мадам Помфри смазала его раны мазью Эльфийского - он потом ещё долго ею пользовался, пока кожа окончательно не восстановилась, и всё то время ходил с перебинтованными руками, напоминающими своей формой неуклюжие раковые клешни.
Профессор Владышек тяжело вздохнул. Он вдруг показался девочкам очень усталым и постаревшим. Было такое впечатление, что печальный рассказ истощил все его силы, и он больше не способен ничему радоваться, словно только что побывал в обществе дементора.
-Профессор, - неуверенно начала Гермиона, - может вам не стоит продолжать?
- Нет, я должен закончить, - с неожиданной твёрдостью произнёс Владышек, - а иначе не стоило и начинать. Так вот, в тот день произошло ещё кое-что, о чём я не могу умолчать. После всего случившегося Северус ушёл в комнату, которую он временно занимал. Я уже был там - попросил одну милую девушку на фотографии, которая висела над кроватью кого-то из учеников, уступить мне на время её место. Она согласилась уйти в мою картину, потому что вид сумрачного профессора её откровенно пугал. Таким образом, совершив этот чрезвычайно удобный для меня обмен, я снова мог наблюдать за ним. Вам может показаться, что я как-то уж очень легко вжился в роль шпиона, но мной руководило отнюдь не пустое любопытство. Я просто не мог оставить его одного в таком состоянии. Итак, я снова был с ним в одном помещении. Казалось, что после всего пережитого, после того взрыва отчаяния, который я видел, им овладела полная апатия. Он неподвижно сидел на стуле, устремив взгляд в одну точку. Лицо его при этом не выражало никаких эмоций. Наверное, так выглядит совершенно опустошённый человек. Иногда он морщился и слегка шевелил забинтованными руками - похоже, что раны причиняли ему сильную боль. При этом, несмотря на очевидный физический дискомфорт, он не издавал ни звука. Он так и сидел, не подавая иных признаков жизни, неподвижный, как статуя, а время всё тянулось, тянулось... За окном сгустились сумерки. Я уже начал дремать, как вдруг в окно со свистом влетел сокол и швырнул ему на колени какой-то свиток. Я встрепенулся, сон как рукой сняло. Издав резкий клич, птица так же стремительно вылетела вон, а свиток, сам собой развернувшись, завис в воздухе, при этом из него выпало что-то белое. Свиток представлял собой пустой папирус, но едва Северус обратил на него свой потухший взор, как на нём стали проступать полыхающие огнём строки и когда они полностью покрыли папирус, письмо разразилось истошными криками. Это было послание Цирцеи Бенедиктус. Казалось, оно пылало ненавистью, и, по мере того, как письмо выкрикивало своё содержание, оно сгорало, строчка за строчкой, наполняя комнату едким дымом. Письмо имело ещё одну особенность, которая отличала его от обычной кричалки. Я заметил, что Северус как будто задыхается, слушая его. И ещё он чуть дёргался, но почему-то всё равно оставался практически неподвижным. Впоследствии профессор Фандано из кабинета Дамблдора объяснил мне, что произошло, ибо такого я раньше никогда не видел. Мой учёный друг сказал, что тут была применена одна экзотическая и очень сильная магия. Она парализовывала движения человека, которому было предназначено письмо, пресекая возможные попытки уклониться от выслушивания его содержимого. Вот почему Снегг не мог ни пошевелиться, ни тем более достать волшебную палочку. Он был вынужден слушать то, что сообщало ему письмо. И он действительно задыхался, ибо каждое слово, каждая буква жгли его изнутри, намертво впечатываясь в его сердце. О чём говорило письмо, вам нетрудно догадаться. Цирцея обвиняла Северуса в смерти Пенелопы и вообще во всех смертных грехах, кричала, что её внучка, потомок легендарной Клеопатры не заслужила такой участи, что она растила её не для этого, что мир благодаря Снеггу потерял великую волшебницу, ну и так далее. Она грозилась, что испортит ему жизнь, что он не сможет найти ни одну приличную работу и так и останется на всю жизнь жалким учителешкой, причём ещё не факт, что его не выставят из школы, вывалянного в пуху и в перьях. «Ты никогда больше не будешь счастлив, и самая последняя ведьма не удостоит тебе даже взглядом! - кричало письмо. - Ты будешь гореть в аду уже в этой жизни за то, что ты сделал с ней!» Кроме того, письмо было полно таких едких и точных заключений касательно личности самого Северуса, его происхождения, прошлого и настоящего, что он, слушая это, то краснел, то бледнел, то стискивал зубы и, думаю, даже, если бы Цирцея не заколдовала письмо, он всё равно не смог бы за всю свою жизнь ни забыть его, ни простить. Наконец письмо сгорело, излив на голову Северуса всю свою ярость и презрение, и он смог пошевелиться. Но он не сразу сумел встать, а рухнул на пол, соскользнув со стула, словно невидимая сила схватила его и швырнула вниз. Через некоторое время он всё же поднялся и всю ночь мерил шагами комнату. А наутро он покинул Хогвартс, попросив у Дамблдора ещё один отпуск, на сей раз до конца сентября. И хотя учебный год должен был начаться через три дня, Дамблдор без слов отпустил его, дружески простившись и пожелав удачи. Вы спросите, что он делал всё это время? Точно не знаю, но слухи ходили самые невероятные, потому что в тот период его видели в самых разных местах. Я узнавал новости о нём от привидений, от портретов и даже учителей. Ученики о нём почти не вспоминали, потому что он никогда не пользовался у них особой любовью, и просто наслаждались внезапной свободой. Замещавшая его профессор Стебль не мучила их сложными зельями, в которых она не слишком много понимала, и, в основном, студенты готовили различные травяные настойки.
-Так где же он был в то время? - нетерпеливо перебила Гермиона.
Профессор Владышек пожал плечами.
-Разное болтали. Кто говорил, что он проводит время во всяких сомнительных местах, вроде Лютного переулка, с разными подозрительными личностями, кто говорил, что его видели в Запретном лесу, где он якобы искал смерти, а кое-кто утверждал даже, что он, по примеру отца-маггла, запил и проводит всё своё время в маггловском кабаке. В общем, слухи были один другого краше. Только, по-моему, все это - полная ерунда. Скорее всего, как считала Минерва Макгоногалл, он искал другую работу, ибо Хогвартс стал ему ненавистен, с тех пор как умерла Пенелопа. И я склонен с ней согласиться. Боюсь только, что поиски эти не увенчались успехом. Цирцея сдержала слово - если помните, она грозилась испортить ему жизнь, - и вряд ли он мог даже в обозримом будущем найти более менее приличное место. Ток что, ему ничего не оставалось, как, не солоно хлебавши, вернутся в Хогвартс. Причём, кажется, она пыталась выжить его и отсюда, но Дамблдор грудью встал на его защиту. Я точно знаю, что он с ней встречался и имел долгий серьёзный разговор. Что он ей сказал, как смог убедить - не имею ни малейшего понятия, но с тех пор Цирцея оставила Северуса в покое. Я слышал, она покинула Англию.
-И Снегг остался здесь в своей прежней должности профессора зельеварения, - подытожила Гермиона.
Владышек кивнул.
-Как видите. Идти ему было некуда, и он снова переступил порог этой школы. Но он поставил профессору Дамблдору два условия. Во-первых, он наотрез отказался возвращаться в свою старую комнату, где всё напоминало ему о его погибшей любви и заявил, что, чем ещё раз лечь в постель, которую он делил с Пенелопой, он лучше сразу ляжет в гроб и накроется крышкой. Эту просьбу Дамблдор воспринял с пониманием и согласился на неё, не раздумывая. Правда он смог предложить профессору зельеварения в качестве жилья куда более скромное и тесное помещение, но Снегг сказал, что его всё устраивает и, что, откровенно говоря, ему всё равно где, лишь бы не в прежних его покоях. Второе его условие оказалось выполнить гораздо труднее. Он требовал - именно требовал - чтобы Дамблдор стёр в учениках и прочих обитателях школы, за исключением нескольких посвящённых, всякое воспоминание о Пенелопе. Он больше не хотел, чтобы кто-то упоминал её имя. Подобное заклятье, которое словно бы стирает реально существовавшего человека из бытия, каковое воспринимает большинство людей, является очень сложным и секретным, и применяется Министерством Магии в исключительных случаях. Причём на одного-двух, реже - больше, человек, но уж никак не на всю школу. Однако Дамблдор пошёл и на это, причём он серьёзно рисковал, ибо, если бы об этом узнали в Министерстве, у него были бы крупные неприятности. Но всё обошлось и, таким образом, Северус практически уничтожил в сердцах обитателей школы всякую память о Пенелопе Сфинкс. Не осталось, разумеется, и никаких письменных упоминаний о ней. Лишь несколько человек - сам Дамблдор, профессор Макгоногалл, мадам Помфри, профессор Синиста и ваш покорный слуга знают о том, что когда-то у него была связь со студенткой. Но он мог положиться на каждого из них, как на самого себя, и, если я спустя столько лет нарушил молчание, то только потому, что меня невыносимо давило бремя этой страшной трагедии, и я должен был поделиться им с кем-нибудь, кому можно доверять. Вам я доверяю, почему - не спрашивайте. Это интуиция.
-И ваша интуиция вам не лжёт, - серьёзно сказала Гермиона. - Мы не обманем ваше доверие.
-Но мне кажется, вы ещё не закончили ваш рассказ, - заметила Полумна. - Пожалуйста, продолжайте.
Профессор Владышек согласно кивнул.
-Осталось досказать немногое. Снегг всегда будет благодарен Дамблдору за всё, что тот сделал для него. Если в его сердце и осталось место для признательности, то она принадлежит директору Хогвартса, которому он обязан по гроб жизни. Но, убрав с глаз всё, что напоминало ему о Пенелопе, он не смог изгнать её светлого образа из своего разбитого сердца. Я уверен, что и по сей день ему сняться кошмары, в которых он вновь теряет её. Огромным волевым усилием он задвинул воспоминание о ней в самый дальний угол своей памяти, но, если когда-нибудь вам доведётся увидеть его патронус, я уверен, что это будет девушка или, в крайнем случае, египетская кошка, а, может, и сфинкс. Он смог взять себя в руки и жить дальше, но это была уже совсем иная реальность. Без Пенелопы. Я переехал с ним в его новое жилище и с того памятного года больше не наблюдал за ним тех вспышек безумного отчаяния, которое я видел здесь, в этой лаборантской. Его как будто отпустило. Больше он не позволял себе таких срывов... кроме разве что ещё одного раза, но об этом после. Вместо этого он впал в чёрную меланхолию, из которой не выходит и по сей день. Я знаю: он так и не смирился с её смертью. И не простил себе, что не уберёг её, что, как дикарь, выпустил из рук жемчужину, которая была ценнее, чем всё, что он знал до тех пор. Он замкнулся в своём горе и навсегда отгородился от мира высокой неприступной стеной отчуждённости.
Владышек откинулся назад, в невидимое кресло, как будто ему было трудно держаться на ногах. Голос его теперь звучал глуше.
-Последствия этого, увы, вам хорошо известны. С тех пор характер его стал совершенно отвратительным. Его душа очерствела, а сердце наполнилось жестокостью. Он давно уже не живёт, а просто держится в этой жизни лишь на одной силе воли. Я не прошу вас любить его - это вряд ли возможно, ибо со смертью Пенелопы он возненавидел весь мир, - но будьте снисходительны к нему... насколько сможете. Та желчь, которую он постоянно изливает на всех вас, - необходимое зло, ибо иначе он давно бы извёл самого себя. Человек, переживший, как он, такую страшную потерю, уже никогда не сможет вернуться к тому, что вы называете нормальной жизнью. Со смертью любимой женщины он совершенно перестал следить за собой - теперь это не имело для него никакого смысла. Страсть, которую он испытывал к Пенелопе, иссушила его, и поэтому он выглядит так плохо и кажется вам почти стариком, хотя он ещё довольно молод. Он всё время ходит в одной и той же старой мантии… впрочем, сукно, сработанное лучшими эльфийскими мастерицами, практически вечно… её с тех пор даже толком не чистили. Зачем? Ведь теперь ему всё равно. Впрочем, я думаю, что он не позволяет ничего сделать с ней из сентиментальных побуждений, хотя, возможно, и сам не отдаёт себе в этом отчёта. Вы ведь понимаете, о чём я?
-Да, - тихо сказала Полумна, - это память...
-Вот именно. Он знает, что первая же серьёзная чистка сотрёт последние воспоминания, убьёт память о прикосновении нежных рук, когда-то обнимавших его. Вот почему, - продолжал профессор, обращаясь непосредственно к Гермионе, - он словно бы не замечает ваших успехов, мисс Грейнджер, хотя не замечать их значит - отрицать очевидное. Вы напоминаете ему, что когда-то у него уже была такая способная ученица. Вот почему он так третирует вашего друга Гарри - ему необходимо изливать на кого-то свою ненависть, иначе он сойдёт с ума. И я прошу вас обеих, я заклинаю вас, милые барышни, вспоминайте иногда, что он глубоко несчастный человек, хоть он и бывает часто совершенно невыносим. Просто... когда-то судьба улыбнулась ему ... на миг, но он слишком дорого заплатил за то недолгое счастье, которым осветила его жизнь Пенелопа Сфинкс.
Он помолчал, чтобы они немного осознали всё то, что он им рассказал, но это было излишне - девочки слушали его с величайшим вниманием.
-И самое главное, - закончил свой рассказ профессор Владышек, - никогда ни словом, ни взглядом не давайте ему понять, что знаете о Пенелопе. Говорю вам это ради вашего же блага. Он не примет вашего сочувствия, ибо всякая жалость для него унизительна, а если он поймёт, что вы проникли в его тайну, то у вас не будет более страшного врага, чем он. И не только потому, что вы разбередите тем самым его сердечные раны, нет - он никогда не простит вам, что вы посягнули на его горе. Когда она была рядом, он хотел владеть ею один, а сейчас он ревниво оберегает память о ней и по-прежнему не хочет делиться. Оставьте ему эти жалкие крохи, эти воспоминания о былой любви. Это мой наказ вам, и я верю, что никогда не раскаюсь в том, что рассказал вам всё это.
-Никогда, - эхом отозвались девочки, и это была клятва, идущая из самых глубин их сердец.
|
Великобритания, 27.04.24.
ДЫРЯВЫЙ КОТЕЛ
ПОДШИВКИ 
