Северус
Сегодня я просто не могу дождаться окончания уроков. Ученики меня никогда так не раздражали, я едва не снял баллы даже со Слизерина, но вовремя опомнился. Слежу за классом, и, чтобы не терять времени зря, набрасываю на небольшом куске пергамента возможный состав зелья, которым озадачила меня Лиди Роузмонт.
Всё началось в прошлое воскресенье, когда я, по освящённой годами традиции, внезапно решил её навестить. Почему-то, желание увидеть Лиди всегда возникает у меня спонтанно, как будто где-то внутри оказывается превышено допустимое количество одиночества, после чего вопрос идти к ней, или нет, уже не стоит. Тогда я одеваюсь, выхожу за ворота Хогвартса и аппарирую в одну из пустых комнат её квартиры. Раньше я появлялся, как и положено, – перед входной дверью и звонил в звонок, но потом Лиди сама же предложила мне не рисковать быть увиденным её соседями. «Да, я понимаю, это невежливо – не давать мне шанса тебя не впустить, если мне не захочется тебя видеть. Но в таком случае, ты с таким же успехом можешь постучать в дверь, ведущую ко мне не с улицы, а из нежилой комнаты, это проще, чем стирать соседям память» – сказала она. – «Замок врезать, чтобы всё было совсем по правилам?»
Но в тот раз, я нашёл её сильно расстроенной. Нет, она, конечно, пыталась это скрыть, но я счёл нужным докопаться до истины.
– Что случилось? – спросил я, – Кто-то умер?
– Да. И самое обидное знаешь что? – грустно ответила она.
– Не успела?
– Совсем чуть-чуть. Ненавижу объясняться с родственниками. – «То, что вы видите – обман зрения, и то, что сердце бьётся – это ерунда», – «Но Вы же все, что надо сделали, доктор!», – «Нет, видите ли, мозг человека гибнет от нехватки кислорода раньше, чем всё остальное, так вот, он погиб, и ваша дочь теперь фактически мертва», и так далее. А когда нужно ещё и просить их подписать разрешение на использование тканей и органов…
И она замолчала, грустно поглаживая ямочку над верхней губой большим пальцем. Потом задумчиво улыбнулась.
– Это как раз то, к чему невозможно привыкнуть. Смириться – можно, а привыкнуть… – Лиди покачала головой. – Слушай, а как с этим справляются ваши медики?
Кажется, именно с этого момента я стал единственным Упивающимся Смертью, который уважает магглов. Вполне возможно, что где-нибудь через два века мы, волшебники, почивая на лаврах собственного превосходства, безнадёжно отстанем от них, и будет уже не важно, как достигнут нужный результат – с помощью чар, или же, с помощью нужного сочетания проволочек и микросхем.
Кроме того, я сделал неприятное открытие: средства, способного на время остановить – именно полностью остановить, а не замедлить – все процессы в человеческом организме, нет. Есть целительские чары с таким эффектом, невероятно сложные, отнимающие уйму сил, для применения которых нужно не меньше четырех человек, и удерживать которые можно не больше десяти минут. В остальном – всё то же самое, что и у магглов.
Значит, когда я говорил, что могу заткнуть пробкой смерть, я хвастался? По-моему, это вызов.
Значит надо составить такое зелье, которое, во-первых – быстро действует, во-вторых – очень активно в очень малых дозах, в-третьих – распространяется само, а не с помощью кровообращения, чтобы его можно было использовать, если сердце уже остановилось, в таком случае оно отсрочит биологическую смерть. Очень сложно, может быть получится обойтись толчёным рогом единорога и настойкой сакуры японской? Так, а в качестве основы можно использовать настойку девятилистника магического ирландского, плюс зелье должно долго храниться, значит надо добавить что-нибудь консервирующее, скажем… да, точно, вытяжка подорожника, активированная чарами, подойдёт.
Сейчас я с трудом подавляю желание немедленно уйти в личную лабораторию и начать готовить компоненты для этого зелья. Ненавижу терять время, но более бессмысленную потерю времени, чем сидеть по шесть часов в день и смотреть, как впустую переводят ценные ингредиенты просто трудно себе представить.
И ко всему прочему, следующая пара в этом классе – четвёртый курс, Гриффиндор – Слизерин, и мне опять придется терпеть присутствие Поттера целых два часа. От одной мысли о нем начинают болеть зубы. Интересно, вечером мне уже захочется переместиться в одну квартиру в Лондоне, или я смогу потерпеть до следующей недели? Лидия
Так получилось, что чаще всего мы с Северусом встречались как раз между девяносто вторым и девяносто пятым годами. Подозреваю, что так действовала на него его «персонифицированная ревность». Каково приходилось в таком случае причине этой самой ревности, а также всем остальным ученикам, не берусь даже представить, и подозреваю, что учитель он совершенно чудовищный.
Из таких как Северус получаются прекрасные учёные с пытливым умом и неистощимой жаждой знаний, которые доводят своих помощников до истерик своими придирками, но от которых эти помощники, если они умные люди, не уходят ни за какие коврижки. Ему, по его собственному признанию, всегда легче сделать что-то самому, чем понятно объяснить кому-то, как надо это делать. Кроме того, бывают на свете люди, которым трудно общаться. Наверно все замечали за собой иногда желание остаться в одиночестве, обычно возникающее после длительного нахождения в шумной и многолюдной компании, но у таких людей это желание возводится в квадрат, при таком раскладе, три человека – это уже «многолюдная компания», а полчаса – это уже долго, хотя в близком кругу им очень даже комфортно. Северус, по моему мнению – классический пример.
Если же заставить подобную личность пребывать в несвойственном ей качестве, скажем, заставить постоянно общаться с сотней-двумя совершенно посторонних детей, то можно легко получить лауреата конкурса «Наихудший педагог», и если Дамблдор ещё не достиг подобного результата, то он, этот результат, наверно, не за горами.
Так или иначе, скорее всего, именно Гарри Поттера мне нужно благодарить за то что я могла лицезреть «мою милую язву» у себя почти, что каждый месяц, преимущественно поздно вечером, рано утром или по выходным. Большое спасибо Гарри Поттеру.
А в январе девяносто пятого Северус «обрадовал» меня чётко проявившимся Знаком Мрака, и тем, что если Тёмный Лорд вернётся, он не сможет ко мне больше приходить.
– Тебе страшно? – почему-то шёпотом спросила я.
– Да, – коротко ответил он, нервно выщипывая велюровый ворс из кресла, в котором сидел. – Лиди, я даже не смерти боюсь больше всего, хотя и её тоже, а того, что меня так и не будет.
– В каком смысле, Сев?
– Всю жизнь есть я, который принадлежит Дамблдору, и я, который служит Тёмному Лорду. А я сам, свой собственный, похоже, уже и не существую.
– Не может такого быть, это невозможно, – сказала я. – Вот же ты, свой собственный, сидишь передо мной.
– Лиди, была в Китае такая пытка – человека привязывали к двум согнутым деревьям, и отпускали… постепенно.
– Ну да, если сразу – это уже казнь.
Я присела на подлокотник его кресла. Просто так, потому что мне захотелось. Так стало гораздо лучше, правда, мне пришлось бороться со смутным желанием накрыть своей рукой эту нервную фаустовскую руку с чернильными пятнами на длинных пальцах.
– Если мне придётся вернуться к Упивающимся, и при этом продолжать работать на Дамблдора… Лиди, нельзя притворяться слугой Лорда, им надо быть, искренне, иначе никак нельзя, даже окклюменция не поможет, а от Альбуса я не уйду, Лили держит меня у него крепче, чем Знак Мрака у Тёмного Лорда. И я боюсь, что тогда слуга Лорда и шпион Дамблдора просто разорвут Северуса, как эти пресловутые два дерева, хоть они и ненастоящие. И…
– И ты боишься, что погибнешь… так?
– В общем, да, маски будут, а лица не останется, – он задумчиво, и чуть смущённо отвернулся. – Я знаю, похоже на бред сумасшедшего, но так оно и есть.
– У каждого свой бред.
– Например, какой у тебя?
– Эээ… – я замялась. – Идея, скорее даже семейная, а не моя. Правда мама говорила, по-другому, а я…
– Решила развить её идею? – продолжил Северус вопросом.
– Не совсем. И вообще – это старо, всем известно, и, кажется, никому не интересно. Ну, ладно, картинка такая: по большому счёту, ни один человек не знает, что с ним случится в следующую минуту, он как бы висит всё время над пропастью, на дне которой находится самое страшное, а оно, как ты только что сказал – не умереть, а перестать быть собой, и вообще – человеком. Поэтому, фигурально выражаясь, там внизу, на дне пропасти – такое болото, которое засосёт – и тебя нет. Ты, может быть, существуешь, ходишь, говоришь, но на самом деле – нет тебя. Попасть туда может любой – это уже как карта ляжет, а вот выбраться – только тот, кого «страхуют» сверху.
– Как это? Ты говоришь это, как будто кто-то наверху стоит с верёвкой и ждёт, пока в болото упадёт зазевавшийся прохожий, – заметил Северус.
– Ну… верёвка, не верёвка, а я верю в такую штуку, как духовная связь. Если два человека друг другу небезразличны, между ними возникает… как бы шнур из их мыслей, чувств, энергии, и пока они друг другу нужны, он не исчезнет. Как верёвка, которой связываются альпинисты. Вот это как раз и есть «страховка»… и тем она надёжней, чем больше они друг другу нужны. А дальше – получается Сеть, в которой каждый человек связан с несколькими другими, те ещё с другими, и так далее, в масштабе всего человечества. Ну, и если даже тебя смыло вниз, ты выберешься.
– А если нет никого?
– По-моему, так не бывает. Но, даже если и так – а это как раз мамина идея – Бог всех страхует. Просто Его почувствовать сложно, нужно долго учиться. А люди – вот они, рядом. Но с другой стороны, ты человеку всё самое светлое – верность, веру, преданность, а он – хвать – и тебя же, за эту верёвочку – в болото, к себе, где он уже давно сидит, просто ты не заметил.
– А если тот, за кого ты держался, умер?
Я поняла, к чему был задан этот вопрос. Только бы понять, как на него ответить.
– А почему «держался»? Связи даже после смерти не рвутся. Например я не чувствую, что наша с Себом связь порвалась, просто он не здесь. А так… я его чувствую, могу с ним мысленно говорить, и, даже, если не думаю ни о чём постороннем, могу понять, что он мог бы мне ответить – эта паутинка существует, пока я его не забыла, и пока я за неё держусь. Я уверена, что и ты иногда чувствуешь Лили, только не всегда понимаешь это.
– А Темный Лорд, если считать, что он жив и скоро будет даже здоров, по твоей классификации кто? – Мой волшебник, кажется, попытался меня смутить.
– Дырка. – Отрезаю я. – Как на капроновых чулках, знаешь, такая, от которой начинают распускаться нитки и дорожки идут. Если кто-то требует, чтобы связей не было там, где они по всем законам – божеским и человеческим – должны быть, и если их и вправду рвут по его указке, то он только дыркой и может называться, и Сеть его сама ликвидирует, рано или поздно, и давай не будем об этом больше.
– Лучше рано, чем поздно. – Сообщил волшебник. – Но вряд ли. Лиди, а…
– Что?
– А куда тогда девается вся дрянь, которую люди друг другу желают? Ненависть?
– А в болото. Оно от этого жирное становится, полное… Северус
Значит «старо, всем известно и никому не интересно»… Совсем не так, даже очень интересно. Честно говоря, становится жутко – потому, что у меня этих ниточек до обидного мало, да что там – вовсе нет.
Дамблдору не нужен Северус, ему нужен шпион.
Волдеморту? Не смешите меня, если ему, хотя бы покажется, что я мешаю выполнению каких-нибудь грандиозных планов, меня выбросят с той же долей жалости, с которой завхоз выбрасывает старую половую тряпку.
Лили? Да вспоминала ли она обо мне хоть иногда? Вспоминает ли хоть иногда – там, где она сейчас?
Ученики? Я уверен, что если я завтра сверну себе шею на лестнице, никто не расстроится, кроме нескольких слизеринцев, гриффиндорцы, так даже и обрадуются.
Лиди? Она… друг. Трудно сказать, что она для меня значит, по ощущениям – намного больше, чем ничего, но меньше, чем что-то серьёзное. Она похожа на Лили, чуть-чуть, разрезом глаз, овалом лица, именем, может быть, но я не воспринимаю её как бледную копию – при всём при этом она этом слишком другая. Она радуется, когда я прихожу, но если я не приду, то она забудет. Да и что может маггла?
Так что, сторож себе – только я сам. Что ж – это даже козырь, Знак Мрака проступает всё яснее, в случае чего на весы Темного Лорда ляжет только моя жизнь, и ничья больше, у меня хватит ума и выдержки не впутать в это больше никого.
|
Великобритания, 20.04.24.
ДЫРЯВЫЙ КОТЕЛ
ПОДШИВКИ 
