***
«Потрясенный, я рассматривал ее черты. Обычно лицо, разве что излишне бледное, изящный изгиб темных бровей, тонко очерченные скулы. Четкий рисунок рта, прядь волос на нежной щеке, едва заметные синеватые полукружия под глазами – большими и красивыми, обрамленными длинными ресницами… только взгляд был странным – напряженный и расслабленный одновременно. Казалось, что она смотрит не столько на меня, сколько сквозь меня, и видит там что-то совершенно недоступное. В нашем мире слепота большая редкость, она легко лечится несколькими заклинаниями, а с магглами я сталкивался мало. Вот почему она не оборачивалась! Не хотела, чтобы я знал? Дементор тебя возьми, Альбус!
Пока я усмирял свои мысли, женщина мягко отстранилась и отошла на шаг в сторону. Она двигалась так легко и уверенно, что трудно было поверить в то, что она ничего не видит.
- Ты здесь не при чем, - на ее лице появилось слегка упрямое и в то же время нежное выражение. – Не переживай, - она по-прежнему легко улавливала оттенки моего настроения. На тот момент я не знал, как себя вести – подобных ситуаций в моей жизни не случалось. Я никогда не был излишне эмоциональным, но теперь с трудом держал себя в руках: неясный страх, волнение, жалость, недоумение и даже легкое отвращение, как ни стыдно сейчас вспоминать об этом. Теперь я был уверен, что она – маггла, а даже для самого либерального мага любой маггл ущербен, а если он еще и слеп…
- Почему? – я сумел взять себя в руки и говорить сухо и спокойно.
- Садись, - она указала мне на небольшое кресло у стены, а сама устроилась напротив, устремив невидящий взгляд на сложенные на коленях руки. Мы немного помолчали, затем она вздохнула:
- Послушай, тебе действительно лучше было бы поговорить с МакГонагалл. Я не слишком разбираюсь в этих вещах, поэтому расскажу так, как понимаю это я сама, ладно? – я кивнул.
- Меня нашла профессор Трелони, точнее, нагадала, - я удивился, поскольку эта безумная стрекоза никогда на моей памяти ничего путного не сказал, кроме драматических завываний и того единственного настоящего пророчества, о котором я не люблю вспоминать. – Не удивляйся, она очень хотела тебе помочь, все хотели… В общем, я знаю, что у вас есть хроновороты, но используются они крайне редко и их мало – вмешательство во время чревато массой неприятностей, как тебе хорошо известно. Однако ты вряд ли знаешь другое: помимо времени можно перемещаться и в реальности. Есть множество одновременно существующих миров, отделенных друг от друга тонкой, но практически непроницаемой оболочкой. Без труда перемещаться между ними могут лишь некоторые животные вроде кошек и летучих мышей, души умерших и некоторые очень сильные маги, гораздо сильнее, чем Альбус... Об этом почти ничего неизвестно, хотя в Отделе Тайн подобные возможности изучаются, но не очень активно – это сложно, да и опасности, что кто-то из нас сможет проникнуть сюда, практически не существует, - у меня возникло неприятное ощущение, что кто-то определенно сошел с ума.
- Из «нас»? Ты…
- Да. Подожди, я закончу. Когда Дамблдор решил сделать ставку на любовь, начали, грубо говоря, искать кандидата, отвечающего некоторым требованиям. В связи с твоей теперешней популярностью как героя войны, множество дам пожелало бы помочь тебе выздороветь, но они не подошли. Почему – не знаю, мне не объяснили. Затем Трелони, просидев пару дней взаперти в своей комнате, отправилась к Флоренцу и они ушли в Запретный лес, чтобы вместе вычислить ту, которая сможет помочь, - здесь я перебил ее:
- Невозможно! Они же друг друга терпеть не могут!
- Не могли, - я почувствовал, что она улыбнулась, - но все же это так. Вдвоем они пришли к выводу, что такая женщина существует, но в другой… другой реальности. Я не знаю, одна ли я была, или нас было несколько, они там дали Альбусу кучу примет, вплоть до гороскопа… Будучи не только сильным магом, но и умершим, ваш директор смог попасть в наш мир и найти меня. Дело в том, что мы знаем о вашем мире, но реальным его считают только дети и редкие взрослые, вроде меня, - она упорно избегала моего взгляда, словно смущалась. – Мы называем вашу реальность Сказкой.
- Мы – Сказка?! Интересно, а кто тогда я в твоем мире? – я чувствовал себя самым непосредственным участником пьесы абсурда. Я, профессор Хогвартса, ученый-алхимик и – сказка? Бред!
- Ты? Ты – персонаж очень популярной книги, у нас ее все читают. Не волнуйся, твое имя, характер, привычки и внешность абсолютно соответствуют твоей реальности. Почему – опять же не знаю. Вероятно, существуют какие-то законы и связи между мирами, но мне, как ты понимаешь, они неизвестны. Я так полюбила твоего героя, что постепенно ты стал для меня совершенно реальным человеком, возможно, и это сыграло свою роль в выборе Альбуса. У нас говорят, что если очень сильно во что-то верить, то это может сбыться… Вот мы и верим в сказки – без этого трудно… иногда очень нужно чудо, хоть какое-нибудь! – ее негромкий голос внезапно набрал силу, зазвенел, но легкая нотка горечи меняла чистоту звука, как едва заметная трещина в хрустальном кубке огрубляет чистоту его звучания. Она вздохнула и продолжила уже обычным, спокойным и чуть равнодушным тоном:
- Я поверила Дамблдору сразу, ведь я очень боялась за тебя… боялась, потому что не хотела потерять. Я знаю, тебе это не понятно, так что не буду вдаваться в подробности. В общем, он сказал, что я могу попасть в ваш мир как живой человек, но для этого необходимы три условия: во-первых, меня должен кто-то здесь ждать; во-вторых, я должна была испытывать какое-то сильное чувство к тому, кто находиться здесь; в-третьих, необходима была готовность чем-то пожертвовать. Можно раздвинуть границы между мирами, но это требует огромного количества магической энергии, которую нужно восполнить. Меня здесь не ждали, но директор с помощью своей магии смог выполнить это условие. По поводу моей любви к тебе я никогда не сомневалась. А последнее – нужно просто отдать часть себя, это совсем просто.
- Значит…
- Да. Это был мой собственный выбор, так что не принимай это на свой счет. Вряд ли ты читал в детстве маггловские сказки, но есть сказка о том, как юная Русалочка полюбила Принца. И ради того, чтобы быть с ним, обменяла у Морской Ведьмы свой голос на возможность превратить рыбий хвост в человеческие ноги, чтобы ходить по земле, - я подумал тогда, что события становятся все более и более нереальными. Конечно, русалок у нас много, но они магические существа и никогда не влюбляются в людей! Хотя, если есть сумасшедшие, которые пишут эти баллады о рыцарях, то почему бы им не написать о любви русалки и человека? При условии, конечно, что настоящих русалок автор в глаза не видел, иначе у него вряд ли возникло бы желание описывать любовные похождения подобного монстра.
- И чем кончилось дело? – несмотря на первое потрясение, я уже почти пришел в себя. История, безусловно, странная, но зная Альбуса, в ней нет ничего удивительного. С него станется…
- Русалочка очень любила Принца, но была немой. Он не смог полюбить ее и женился на Принцессе. После его свадьбы Русалочка превратилась в морскую пену – это было условием Морской Ведьмы. Она знала, что рискует, и проиграла, - после этих слов мне стало по-настоящему не по себе. Легенда легендой, но конец…
- И что я теперь должен делать? Как я понимаю, ты все бросила и пришла сюда, пришла из-за меня. У тебя все получилось. И что дальше? – я чувствовал себя крайне неуютно, несмотря на то, что поверить в подобное не мог. Мелькнула мысль, что женщина может оказаться пациенткой клиники – слишком уж ее слова походили на бред. Тогда вполне понятны ее ночные посещения – здесь редко запирают двери, а пройти пару этажей несложно. Хотя вела себя она вполне адекватно и спокойно, без надрыва и истерики. Но мне-то что делать? Я не люблю ее и не верю в романтические истории. Я не принц, а она не русалка из этой дурацкой сказки.
- Дальше ты отправишься в Хогвартс, а я вернусь к себе, в свой мир - она просто поставила меня об этом в известность, как о вполне понятном и не подлежащем обсуждению факте.
- Вернешься?
- Конечно. Чтобы оставаться здесь, у меня должен был быть якорь – человек, которому я была бы очень нужна, его любовь, его желание, чтобы я осталась. Как только ты попадешь на территорию Хогвартса, я окажусь в своем мире. Знаешь, я не жалею. Я была с тобой рядом все это время, ты жив… это самое главное. Значит, все было не зря, - она снова улыбнулась и посмотрела на меня. Она умела улыбаться одними глазами - уголки губ лишь чуть-чуть приподнимались вверх, зато в глазах словно переливался мягкий и теплый свет. Свет, которого она не видит… Внезапно я понял, что царапнуло меня в последней фразе – « я не жалею…».
- Скажи, а когда ты вернешься, то…
- Нет, - ее способность угадывать мои вопросы и настроение была просто удивительной. Не будь она магглой, я бы сказал, что у нее прирожденный дар к легилеменции. – Это было платой за переход, она не возвращается. Но это не страшно. Я знала, что так будет. Даже если бы ты со временем передумал и вдруг захотел меня увидеть, я бы все равно уже не смогла вернуться.
- Почему?
- Извини. Шанс иногда дается только один, другого не будет. Сказки не всегда имеют счастливый конец, но они все-таки есть... Я хочу сказать тебе одну вещь. Раньше ты умел только выживать. А вчера ты просто жил. Тебе теперь нужно научиться жить, это самое главное. Тогда все будет хорошо, - она на мгновение прикоснулась к моей руке и встала. - Прощай, Северус, - дверь бесшумно закрылась за ней, а я еще долго сидел в кресле и думал. Странная история…».
***
«Вернувшись в Хогвартс, я, естественно, первым делом расспросил Минерву о той женщине. Оказалось, что она была абсолютно вменяемой, более того, говорила чистую правду. Альбус на портрете все время молчал, прислушиваясь к нашему разговору. Через десять минут я был настолько зол, что от души пожалел о невозможности вернуть все обратно и спокойно скончаться в Св.Мунго от кровопотери.
- Альбус, я не понимаю, что вы задумали на этот раз?! Я сделал все, как вы планировали, Темный Лорд мертв, Поттер – жив, все должны быть довольны. Вы что, не выносите, когда я никому ничего не должен? Ваше стремление помочь мне привело к тому, что я снова загнан в угол! Или вы считаете, что во мне нет даже элементарной человеческой порядочности? Как отдать этот долг, если я не смог полюбить ее и не смогу, даже не потому, что не умею или не хочу, а потому, что больше никогда не увижу, вы об этом подумали? Я не романтик и никогда им не был. Безусловно, я благодарен ей, и не могу не думать о том, как она теперь будет жить? Сколько еще людей пострадает от ваших планов, Альбус? Война закончена, хватит!!! – от ярости у меня даже перехватило горло.
- Северус, она имела право выбирать. Считай, что это не долг, а подарок… от судьбы. Она знала, на что идет, мне даже почти не пришлось ничего ей объяснять. То, что ты останешься глух к ее чувствам, было для нее закономерным, она так хорошо знала твой характер, что даже я удивился… Многие погибли в этой войне ради того, во что они верили. Она тоже верила, и потеря зрения не стала для нее высокой ценой за твою жизнь. Прими это как данность, - у Альбуса, как обычно, на все всегда находится ответ, чтоб ему… Я, значит, страдаю эмоциональной глухотой? «Я спою тебе сказку о печальной любви, о слепой королеве, о глухом короле…», - так, что ли? Скотина, дважды, трижды скотина!
- Ее можно… вернуть? Здесь ей было бы проще и легче, чем там, без магии. Может, удастся ее вылечить?
- Это невозможно, - вот так, «приговор окончательный и обжалованию не подлежит». Я встал и вылетел из кабинета, яростно хлопнув дверью.
Вернувшись к себе, я налил в стакан огневиски и залпом выпил, после чего с большим удовольствием запустил стаканом в стену. Брызнули осколки. Тысяча дементоров! И исправить ничего нельзя… Вдобавок я не сказал Альбусу еще одной вещи…
Осенние дни становились все темнее, часто вместо ледяного дождя с неба начинала сыпаться мелкая крупа мокрого снега. В моем кабинете всегда горел камин, и было тепло, но в коридорах Хогвартса гуляли пронизывающие сквозняки, делая холодные серые камни еще более холодными и безжизненными.
Прошло много времени с тех пор, как я вернулся к своим обязанностям. Новые студенты, но все тот же кошмарный уровень подготовки, раздражающая неаккуратность и невнимательность, полное пренебрежение к дисциплине. Нет, у меня на уроках как раз с этим проблем не было, но, как на грех, именно в этом году я не видел ни одного человека, способного мало-мальски прилично пройти на экзамены и получить достойное количество баллов. Одно время я серьезно подумывал, чтобы все бросить и уехать из замка, но нового преподавателя Минерва пока не нашла, поэтому я продолжал вести занятия. Моя жизнь была бы размеренной и спокойной, если не одно обстоятельство. Каждый вечер я не мог найти себе места, чувство тревоги и какой-то неправильности, незавершенности не оставляли меня. Ни чтение, ни работа в лаборатории, ни обязанности декана не могли отвлечь меня – неясное беспокойство не отступало. Честное слово, даже в годы моей шпионской деятельности я чувствовал себя гораздо увереннее, чем сейчас. Уже лежа в постели, я наблюдал, как в полумраке комнаты движутся тени на стенах, и ловил себя на том, что напряженно вслушиваюсь в ночь. Сон мой был полон неясных образов, короток и прерывист, я часто просыпался, вздрагивая от каждого звука или шороха пламени в камине… Утро я встречал совершенно разбитым и раздраженным, запугивал студентов почти до обморока, резко язвил, назначал отработки за малейшую провинность… Мне казалось, что у меня обнажен каждый нерв, что я полностью открыт, не защищен от окружающего мира даже тонким покровом кожи, а все попытки найти причину моего состояния и тем самым успокоиться были напрасными.
Однажды, незадолго до Рождества, я снова проснулся посреди ночи, но теперь терзающее меня беспокойство оформилось в четкую и ясную мысль – она больше НИКОГДА не придет. Я понял, что просто ждал, ждал каждый вечер и каждую ночь знакомого прикосновения руки и звуков тихого голоса, ощущения покоя и свободы… Накинув шлафрок, я уселся в кресло перед камином и попытался разобраться в себе. Наверное, я просто слишком привык считать ее присутствие необходимой частью моей «новой» жизни, надо бы взять себя в руки и понять, что ее больше никогда не будет. Попытался сосчитать, сколько ночей она была рядом со мной… получилось тридцать девять. И последняя – значит, сорок. Всего-то… Тогда почему же мне так хочется, чтобы все было по-прежнему? Почему ее отсутствие вызывает во мне такую ярость? Привычка? Чепуха, при моем характере за такой короткий срок это невозможно. Чувство вины перед ней? Тоже нет, она сама сделала свой выбор, в этом Альбус прав. В чем же тогда дело, почему я ощущаю себя как перед дементорами, когда заклинание Патронуса не срабатывает? Поднявшись, я достал из шкафа плотно закрытую колбу с Умиротворяющим бальзамом и отмерил себе двойную дозу». ***
«Зелья не помогали. Впервые в жизни они не имели никакого эффекта, кроме наступления периодов глубокой апатии, сменявшихся еще большим напряжением. Я почти физически ощущал отсутствие незнакомки – весь мир казался ущербным и неправильным. Он и так-то никогда не был для меня совершенным, а теперь стал особенно гротескно-уродливым и совершенно чужим. Я был готов на что угодно, лишь бы прекратить этот кошмар – беспомощность всегда была для меня намного хуже смерти. Я рассчитывал, что время и мое терпение постепенно сгладят воспоминания, а повседневная жизнь завалит ворохом мелких и крупных проблем, требующих решения, но прошло уже пять месяцев, наступил февраль, а лучше не становилось.
Сегодня я допоздна проверял результаты, причем на редкость удручающие, очередной контрольной по зельям. Вернувшись к себе, я привычно повесил мантию в шкаф, и направился в спальню. Там на стене висело небольшое старое зеркало в темной, почти черной деревянной раме, мутное и блеклое от времени. Оно было здесь еще до того, как я переехал в эти комнаты. Пользовался я им нечасто, а снимать было просто лень. Когда я прошел мимо, глубоко внутри заскреблось какое-то неприятно-тревожное чувство. Приблизившись, я убедился, что оно меня не обмануло – поверхность зеркала была словно поддернута отчетливо видимым туманом, то сгущающимся, то тающим где-то далеко с той стороны стекла. Поскольку ни запирающие, ни сигнальные заклятия на моей комнате нарушены не были, я испытал вполне понятное любопытство и, достав палочку, произнес формулу Обнаружения.
Она смотрела на меня из глубины туманной завесы совсем как тогда, в клинике – со спокойной нежностью. Несколько мгновений я просто стоял, глядя в лицо той, чьего присутствия мне так не хватало все это время. Внезапно меня захлестнула бешенная ярость, ледяными пальцами сжавшая горло, и я хрипло спросил:
- Почему? Почему ты больше не приходишь? Что вы оба со мной сделали – ты и этот чертов Альбус? Зачем?! – ее губы беззвучно шевельнулись, а в моей памяти всплыла фраза: «Извини. Шанс иногда дается только один, другого не будет. Сказки не всегда имеют счастливый конец, но все-таки они есть». Я бессильно смотрел, как тает туман внутри зеркала, как бледнеют вместе с ним знакомые черты, как стекло вновь становится желтовато-мутным и равнодушным, отражая лишь мое собственное лицо. В тот момент я так ненавидел ее, Дамблдора, себя, весь мир, что изо всех сил ударил кулаком прямо в собственное отражение. Раздался неприятный хруст, часть осколков осыпалась на пол, а часть осталась в раме, ощерившись в тупо-издевательской усмешке. Самое обычное зеркало. Только разбитое…
Я даже не озаботился залечить глубокие порезы и вынуть стекла из руки – это подождет. Я дочитал свои заметки, которые время от времени набрасывал после возвращения из клиники, и немедленно отправляюсь в кабинет директора. Если его чертов портрет не объяснит, что со мной происходит, то очень сильно пожалеет. И плевать я хотел, что Альбус уже умер, есть вещи и похуже смерти… как выяснилось».
|
Великобритания, 27.04.24.
ДЫРЯВЫЙ КОТЕЛ
ПОДШИВКИ 
