Что было после Унесли погребальные свечи,
Отшумели прощальные тризны…
Н. Гумилёв Ветка, тяжёлая разлапистая ветка с острыми торчащими сучьями. Ну что же ей не надоест! Сколько можно отрываться и падать, падать, падать… Треск, этот треск — он всё время стоит в ушах. Ветка отделяется от дерева-отца и медленно, словно плывёт против течения, опускается вниз. Её очертания причудливо меняются. Вот она превращается в тяжёлый горбатый костыль. Вот стройнеет и заостряется, мелькает набалдашник трости. Хьюго приподнимает руку. Трость застывает в чёрном подрагивающем воздухе. Треск перерастает в грохот, громкий, отчаянный, словно играет сумасшедший оркестр и никак не может решиться на последний аккорд. Звук становится всё громче, наливался медью, вспарывает сонный кладбищенский воздух ударами колокола. Ритм, рваный, агонизирующий, дёргается, словно пульс умирающего. Эльф протягивает руку к трости. И без того длинная, рука вытягивается, как жевательная резинка в пальцах играющего ребёнка, сероватая, натянутая как струна, готовая в любой миг оборваться, повиснув рваными липкими клочьями. Гремит удар гонга, разлетаются в стороны ненужные больше кулисы облаков, и луна, одинокий софит, протягивает к земле светящийся конус. У эльфа лицо Малфоя. Серые пальцы смыкаются на рукояти. Трость, сверкнув сталью, с мягким булькающим звуком входит Люциусу в живот. Оркестр играет туш. Бутафорская, неправдоподобно алая кровь струями ударяет вверх. Луна приближается, развалясь на полнеба, подставляя сияющее лицо кровавому душу. Наливается соком, насыщаясь, розовея. Малфой выдёргивает трость и легко поднимается на ноги. На белых губах играет презрительная усмешка. По лицу пляшут лунные тени. Лоб тёмен. По подбородку стекает безобразная струйка слюны. Мутные, вязкие капли собираются в тягучую тонкую сосульку, свисающую на самом крае, омерзительную, бледную, блестящую в лунном свете, как осколок стекла.
— Северус! Северус, что с тобой?!
Стекло хрустит, обломившись, звякает о крышку гроба. Крышка, как одеяло. Натянуть поглубже. Теперь хорошо. Тихо. Никто не потревожит.
— Проснись, Северус!!
Тук. Тук. Мерные глухие удары. Это вбиваются гвозди. Тук. Тук.
— Северус! Север! Северус!!!
Крышка летит в сторону. Внутрь, в тёмное чрево гроба, брызжет слепящий искрящийся свет. Не лунный, солнечный.
Но гроб пуст.
— Северус!
—…Джоан? — профессор с трудом разлепил глаза, приподнялся на локте и убрал со лба липкие пряди. — Почему ты кричишь? Я проспал занятия?
— Северус! Северус… — захлёбываясь от плача, Джоан стиснула его в объятиях. — Что это было? Ты кричал во сне и метался. Я пыталась разбудить, но ты вдруг замер… похолодел… Я испугалась, что ты умер…
— Не дождёшься… — профессор положил голову Джоан себе на колени и провёл рукою по волосам. Прикосновение к их тёплому гладкому шёлку успокаивало, словно он гладил кошку. — Сколько сейчас времени?
Не выпуская Снейпа, Джоан подняла взгляд на настенные часы. Робкого утреннего света, пробивавшегося сквозь щель между шторами, уже хватало, чтобы разглядеть стрелки и цифры.
— Полседьмого.
— Свари мне кофе. Я не пойду на завтрак. * * * Из-за того, что Снейп пропустил завтрак, почту он получил только в обед, после трёх пар, лишивших факультеты Росток, МакГонагалл и Флитвика изрядного количества баллов. Совы принесли две газеты и письмо. Письмо от Люциуса Малфоя.
“Северус, любезный друг. Позволь ещё раз выразить скорбь из-за кончины твоего уважаемого батюшки. А также разреши поблагодарить тебя за помощь, которую ты оказал Нарциссе, и за то, что ты невероятно облегчил мне ношу, великодушно взяв на себя мою работу. Ты даже не догадываешься, как я обрадовался возможности отплатить тебе за доброту ответной услугой. Родственник, в услугах которого ты так сильно нуждаешься, дожидается в твоём замке.
Можешь не благодарить.
Люциус Малфой”.
Профессор перечёл письмо ещё раз, смял и бросил в огонь. Так вот куда, оказывается, пропал МакГрегор… Надо обсудить с Дамблдором… Хотя, что тут обсуждать? Нечего! Любой ценой нужно оттягивать приготовление эликсира. А когда все сроки выйдут, придётся или отказаться, или… пожертвовать МакГрегором. Второй вариант невозможен, значит… Лучше не думать об этом. * * * Привычная уютная обстановка: плавные изгибы стен, сонные портреты, нежное тиканье, солнечные зайчики на хрупких серебряных приборах и книги, книги, книги… Огненная птица чистит клювом пёрышки, а величайший волшебник современности сидит в мягком плюшевом кресле с хихикающей чашкой в длиннопалой руке и виновато улыбается худому взволнованному человеку в чёрной мантии до пят, похожему на сложенный зонт.
— Северус, мне не хочется этого делать, но я не вижу иного выхода. Дети обязаны пройти курс. Идёт война — и Защита необходима, как никогда. Мисс Сьюлидж объявила о своём решении внезапно…
— Напыщенная сучка.
— Что, Северус? Я не расслышал.
— Продолжайте, директор.
— …Я пытался, конечно, ей объяснить, что замужество — не повод бросать работу, приводил в пример Минерву и Поппи. Просил остаться хотя бы до экзаменов: посреди года сложно найти нового преподавателя… Но уговоры не помогли. Придётся поделить уроки Защиты между вами и… Гарри.
— Нет!!!
— Вы отказываетесь вести?
— Поттер! Он не окончил школу! Он ещё даже несовершеннолетний! Это невозможно!!!
— Северус, повторяю, вы отказываетесь? Тогда мне придётся просить кого-нибудь другого. Я не могу отдать Гарри все часы, ему ещё и учиться надо.
— Я могу взять на себя ВСЕ занятия! Поттер не может вести предмет! У него нет квалификации!
— Это не так. Гарри будет прекрасным учителем ЗОТС. Вспомни, как он в прошлом году обучал ребят. А ты не потянешь сразу и Защиту, и Зелья. Всё. Не спорь больше. Я уже принял решение. Гарри будет вести у ребят с первого по третий курс, ты — у старших.
Дверь за профессором зельеварения оглушительно хлопнула, по стене побежала трещина. Альбус Дамблдор опустил нервно хихикнувшую чашку на стол. Стальной блеск в глазах пропал так же внезапно, как и появился. Голубой, словно лепестки васильков взгляд стал мягким, усталым и кротким. Директор вынул из ящика стола магловскую газету и в который раз пробежал по строчкам.
“Самоубийца в аэропорту Сегодня в столичном аэропорту сотни человек стали свидетелями того, как пожилой мужчина решил свести счёты с жизнью. Семидесятилетний Мэттью Керк, прилетевший в нашу страну из Лондона, бросился под колёса автобуса, и лишь быстрота реакции водителя с двадцатилетним стажем Брайана МакФерсона спасла ему жизнь. Сейчас пострадавший находится в больнице, состояние стабильное, жизнь его вне опасности…”
Дамблдор покачал седой головой: говорить Северусу или нет? Нет, не стоит. Мальчику и без того сейчас тяжело…
В памяти всплыл день, а точнее ночь, когда он очутился у кабинета зельеварения.
Какое-то неясное предчувствие подняло его тогда с постели и отправило бродить по замку. Дамблдор не отгонял беспокойство, лишь пытался понять, чем оно вызвано. Разумеется, первым делом подумал о Гарри: поднялся ко входу в Гриффиндорскую башню, постоял, прислушиваясь, — всё было тихо. Но волнение не исчезло. Сунув за щёку леденец, директор без цели бродил по спящему замку, пока ноги сами не вывели его к приоткрытой двери класса зельеварения. Узкая полоса света, пробивающаяся из щели, словно меч, рассекала темноту пополам. Дамблдор пошатнулся и прислонился к стене: такой поток отчаяния лился из кабинета. Владение легилеменцией на высшем уровне позволяет чувствовать чужие эмоции и без применения заклинания, а, если эмоции слишком сильны и человек не блокируется, то видны и образы. Директор хотел уйти, но не смог — страшные и горькие картины одна за другой вспыхивали в мозгу: хрупкий черноволосый мальчик, скрученный судорогой круциатуса; бледная измождённая женщина на больничной койке; она же в узком чёрном гробу; рукописная страница, озаглавленная “яд номер двадцать”; ухмыляющееся лицо старика…
…Когда директор прочёл в газете объявление о смерти Нерона Снейпа, он испугался. Не верил и не хотел верить, что Северус оказался способным на такое, но страх не покидал до тех пор, пока за завтраком не заглянул Снейпу в глаза. Слава Мерлину, клейма отцеубийцы в них не было. Дамблдор немного успокоился, но на смену прежнему пришло новое беспокойство: что за игру затеял Северус? Опасно. Очень опасно. Но ведь этот мальчишка скорее умрёт, чем попросит помощи…
За завтраком Дамблдор нарочно, единственный, не выразил Снейпу соболезнования, в надежде, что тот поймёт намёк и доверится ему. Бесполезно. Впрочем, кто бы сомневался.
На похоронах директор старался не сводить со своего декана глаз: было что-то неправильное в том, как Северус постоянно косился на “покойника”. Дамблдора озарила догадка: тот может с минуты на минуту “ожить”, а Снейп не знает, как этому помешать. К гробу подошёл Малфой и стал что-то говорить Северусу, тот побледнел. Директор был вынужден вмешаться, тем более что Люциус слишком пристально разглядывал лицо “покойного”.
Чтобы не привлекать внимание и следить за событиями, он решил держаться за спиной у Северуса, в тёмном углу гостиной. Опасения оказались ненапрасны: Нерон, за которым Альбус внимательно наблюдал, чуть заметно шевельнулся — дёрнулось веко. К несчастью, это заметила и Нарцисса. Падающую без чувств аристократку успел подхватить Снейп, сам же Дамблдор незаметно направил палочку на старика в гробу и прошептал: “Петрификус Тоталус”. Северус, хвала Мерлину, не растерялся. Когда они с Нарциссой вернулись из соседней комнаты, где профессор якобы приводил её в чувство, миссис Малфой уже ничего не помнила. Затем Снейп устроил небольшое представление с участием одного из родственников, и директор заметил, как Северус, воспользовавшись суматохой, влил Нерону в рот какие-то капли.
Вернувшись в Хогвартс, Дамблдор долго думал над тем, что же Северус сделал с отцом. Разгадка пришла неожиданно. Через день после похорон из камина в его кабинете вылетела магловская газета, а затем показалась голова с длинными седыми косами, уложенными в замысловатую причёску. Гвендолен Каннингем, девчонка из его первого выпуска, лет двадцать назад, спасая семью от Волдеморта, переселившаяся в Новую Зеландию. От приветствий Гвендолен сразу перешла к делу.
— Посмотри, я подчеркнула нужную статью. Альбус, мне кажется, здесь что-то нечисто, — румяное с сетью морщин лицо приняло озабоченное выражение. — Я видела этого типа в Англии и, готова поручиться, звали его как-то иначе, но точно не Керк. Он из наших, я уверена. Разберись с этим, ладно?
Дамблдор задумчиво кивнул Гвендолен, не отрывая взгляда от фотографии в газете. Нерон Снейп в магловском больничном интерьере. Северус, мальчишка! Слишком много в нём от подростка для тридцати семи лет: порывистый, обидчивый, резкий. Ну как он мог не подумать об изменении внешности? Что же делать? Надо вытаскивать парня из петли…
Если Гвендолен узнала в Мэттью Керке Нерона, это могут сделать и другие, и тогда Северусу грозит Азкабан. А если он ещё и лишил отца магии, а, скорее всего, так и было, то по закону ему полагается поцелуй дементора… Седовласая миссис Каннингем нетерпеливым покашливанием напомнила директору о своём присутствии:
— Ладно, Альбус, я, пожалуй, попрощаюсь. Думаешь, легко в мои годы крючиться в камине?
Директор постарался улыбнуться, но улыбка получилась невесёлой:
— Не говори об этом Керке больше никому, — он аккуратно сложил газету и спрятал в ящик стола. — Пожалуйста, Гвендолен, это очень важно.
|
Великобритания, 03.05.24.
ДЫРЯВЫЙ КОТЕЛ
ПОДШИВКИ 
