Последнее слово Гарри едва смог разобрать: оно почти совершенно растворилось в чернильных разводах, которыми было покрыто изрядное пространство свитка. Объяснение обнаружилось несколькими дюймами ниже. «Гарри, я уже подумал, что дальше писать не смогу. Слишком уж ярким оказалось моё последнее воспоминание: этот взгляд, эта улыбка, это лицо – живое и светлое… И после такой радости снова оказаться во тьме… Это невыносимо, друг. Я сижу в нашем… нет, теперь – только моём кабинете, где каждая вещь напоминает мне о невозможной, невосполнимой потере… Вот перо Мастера – обычное гусиное перо, уже не новое... Книга, которую он принёс из библиотеки, закладка – ровно посередине: не успел, не хватило времени… Его старая рабочая мантия на спинке кресла: я, наверно, никогда не смогу убрать её, я не в силах расстаться с иллюзией, будто Мастер всего лишь вышел ненадолго и вот-вот вернётся… Да, я думал, что уже не смогу продолжать писать… впрочем, как и вообще жить на этом свете. Сердце вдруг заболело так страшно, что я подумал – всё, конец, но от боли даже не смог обрадоваться грядущему избавлению… В глазах уже темнело, когда кто-то вдруг обнял меня за шею. - Профессор!.. Представляешь, они сбежали с урока трансфигурации: Генри МакФлай и Сара Митчелл, первые отличники, оба вроде нашей Гермионы. Сбежали, не испугавшись наказания, потому что захотели побыть со мной. Нет, не утешить – даже такие малыши понимали, что это невозможно, - просто посидеть вместе. Мне, разумеется, было ясно, что малютка Сара в большей степени жалеет меня самого и своего друга Генри. Она рыдала в три ручья, уткнувшись распухшим носом мне в плечо. Генри стоял рядом с моим креслом – бледный и потерянный. Видимо, он, так же как и я, не мог плакать: его горе было слишком велико. Ведь «профессор Снейп» был его кумиром… Я протянул к нему руку, и мальчик, шагнув вперёд, упал мне на грудь. Я обнял обоих детей и сказал: - Помните сказку о Дарах Смерти? Младший из братьев, самый хитрый, оказался и самым храбрым. Почувствовав, что его путь пройден, он сбросил мантию-невидимку и встретил смерть как подругу, и своей охотой пошёл за ней, и как равные удалились они из этого мира… Наш Мастер ушёл достойно. Ведь он был настоящим героем… Генри наконец-то смог заплакать – и я сам заплакал вместе с ним. Мы просидели больше часа, я утешал их, говорил какие-то глупости, даже – ты не поверишь, Гарри, - улыбался. Сердце болело, но уже не так отчаянно, с этой болью вполне можно было жить дальше… Маленькие разбойники спасли меня. Потом они ушли, а я дал себе волю и разревелся над своим письмом, как ребёнок – с жалобами и причитаниями, и ревел до икоты. Не скажу, что мне стало намного легче. Но горе как будто задремало – оказалось, что и оно нуждается в отдыхе. А я… я отложил своё перо и взял перо Мастера. Сам от себя не ожидал… В памяти всплыл отрывок разговора – совсем недавнего: «Мастер… я теряю вас?» «Скажите на милость, ну куда я от вас денусь?» Я обвёл взглядом кабинет: полки, книги, мантия на спинке кресла, ровная стопка пергаментов на его половине стола… Я поцеловал старое перо и сказал: - Клянусь Мерлином, сэр, ваше общество ещё никогда не было столь ненавязчивым! Как это любезно с вашей стороны!..» Гарри Поттер смахнул слезу и нервно рассмеялся: ему показалось, что прочитанная фраза прозвучала вслух, произнесённая таким знакомым убийственно-ироничным тоном. Что ж, похоже, профессор Снейп умеет держать слово - даже и после смерти... «Да, Гарри, наверно, вот так люди и сходят с ума… Но я, кажется, забыл рассказать тебе, как мы помирились с Генри МакФлаем. Впрочем, мы не сами помирились: Мастер помирил нас, точнее – подтолкнул к примирению. Однажды мы с ним сидели в кабинете – я имею в виду, мы с Мастером. Он проверял домашние задания, потому что я совершенно вымотался на уроках и уже ни на что путное не годился. И настроение у меня было паршивое: злосчастная формула не давала покоя. Сколько раз мне казалось, что я вот-вот пойму, что в ней не так, но… Тайна упорно не желала открываться, и я совсем изнемог… - Мистер Лонгботтом, - заговорил Мастер, не поднимая головы. – Чем валяться тут, изображая раненую медузу, вы бы лучше спать пошли. - Лень вставать, Мастер, - простонал я. – Здесь такое удобное кресло… О, Боже, как я устал!.. - Невилл, - Мастер оторвался от работы и озадаченно посмотрел на меня, - я и постарше, и не такой здоровый, но, как мне кажется, я устаю на уроках гораздо меньше вас!.. - Это потому что вы имеете больший авторитет в глазах студентов, сэр, - отвечал я. – А у меня сегодня двое придурков из Хаффлпаффа расплавили котёл. Потом некая леди из Слизерина вздумала препираться со мной, когда я велел ей подобрать волосы и не трясти лохмами над зельем. Следом за ней и все остальные девицы дружно встали на защиту собственной красоты. После обеда один умник из Райвенкло вздумал доказывать мне, что его эссе заслуживает более высокой оценки, в общем, я опять сорвался… - На моих уроках тоже всякое случается, - Мастер пожал плечами, - но я отношусь к этому спокойно. А вы устаёте, потому что начинаете сердиться. - Но, сэр, вы на нас тоже сердились, - напомнил я. - Молодой был, глупый, - Мастер, судя по движению руки, перечеркнул какому-то бедолаге сразу несколько абзацев. – Но в конце концов я понял, что кричать на студентов – занятие неблагодарное и бесполезное… - Но на меня-то вы кричите, сэр, - возразил я. Мастер вздохнул и отложил перо. - Во-первых, Невилл, - промолвил он, - я предъявляю к вам особые требования по той простой причине, что из вас (разумеется, при известной доле удачи) ещё может выйти хоть какой-то толк. А из этих… Подумайте сами: зачем тратить нервы на стадо тупиц?.. А во-вторых, если вы заметили, я давно уже перестал повышать на вас голос. - Это значит, что вы во мне разочаровались? – жалобно спросил я. - Это значит, - Мастер откинулся на спинку кресла так, что его лицо оказалось в тени. – Это значит, что я уже подал прошение. - Прошение, сэр? – удивился я. - Именно, - его голос звучал странно, и я не сразу понял, что Мастер сильно взволнован. – Я подал ходатайство о том, чтобы через шесть месяцев вас допустили до сдачи экзамена на соискание учёной степени магистра. Я замер, как громом поражённый. - Но, разумеется, - продолжал Мастер, словно не видя моих изумлённо вытаращенных глаз, - сдавать экзамен вам придётся только в том случае, если в течение означенного срока я собственноручно не надену на вас этот головной убор. Он указал на чёрную бархатную шапочку магистра, предмет моих тайных воздыханий ещё со школьной скамьи. У меня во рту пересохло от волнения. Я стану магистром!.. Невероятно!.. - Ибо, как вы знаете, Мастер по отношению к своему Ученику обладает всеми теми же правами, что и Собрание Равных, - проинформировал меня этот удивительный человек. – В сущности, моё ходатайство – лишь формальность, дань уважения Собранию и так далее, ибо я уже давно принял решение насчёт вас… - Но… как… почему… - пролепетал я, так и не найдя слов для выражения того, что творилось у меня в душе. - Почему? Да всего лишь потому, сэр, что мне до смерти надоела ваша косынка. В ней вы похожи не на зельевара, а на морского разбойника. Как там их называют магглы?.. Ах, да, вспомнил: на пирата. Это очень смешно и не даёт мне настроиться на серьёзный лад… Ну что, развеселил я вас? Силы появились до спальни доползти? Вот и ползите себе потихоньку… Он махнул рукой и взял перо, возвращаясь к прерванной работе. Что до меня, то я теперь был способен не только до спальни – до края земли скакать вприпрыжку, но так и не сдвинулся с места, заворожённо любуясь склонённым над свитками лицом. Озарённое пламенем свечей, оно как будто само излучало спокойный и ясный свет; в уголках губ и под полуопущенными ресницами скрывалась улыбка – ласковая и чуть насмешливая. С некоторых пор Мастер перестал в моём присутствии прятаться под личиной холодной отстранённости. Привычная маска возникала из небытия лишь когда в наше закрытое общество вторгался кто-то ещё: друзья, ученики, коллеги… На людях мы не без удовольствия разыгрывали роли высокомерного Мастера и забитого Ученика, хотя, надо признаться, раз от разу наша игра становилась всё менее убедительной… - Мастер! – от полноты чувств на мои глаза навернулись слёзы. Он поднял голову: он всё понял, он всё почувствовал. - Ну что, что тебе, дурачок?- засмеялся он. В его голосе звучала нежность, а взгляд сиял гордостью и любовью, но и жалость была в нём тоже, ведь я, наверно, так и остался для Мастера смешным, неуклюжим мальчишкой, от которого вечно убегала не в меру шустрая жаба… В тот миг, Гарри, я впервые в жизни узнал, как смотрит отец на своё дитя. И я уже готов был впасть в детство и с радостным криком повиснуть у него на шее… Но вдруг до нашего слуха донёсся какой-то грохот. Он, конечно, вернул нас обоих на землю. Жаль: подобные моменты так редки в человеческой жизни!.. - А что, Невилл, вы назначили кому-то взыскание? – спросил Мастер. – Кто это там шумит в классной комнате? - Это МакФлай, - мрачно ответил я. – Я его наказал на неделю. - Генри МакФлай? – удивился Мастер. – С первого курса? Единственный на всю школу ученик с мозгами? За что вы его так? Я вздохнул. Если честно, меня весьма ощутимо уколола ревность. Говорят же, что не всякий сын радуется появлению младшего брата… - Он дерзит. Нарушает дисциплину. Не выполняет домашних заданий. Заносчивый, наглый, ленивый… - Неужели? А мне казалось, что он весьма старательный ученик и не лишён дарований… Да и вы сами, помнится, хвалили его. Что же случилось? Я пожал плечами. Я, если честно, уже толком и не помнил, почему так взъелся на этого мальчишку. - Пойду поговорю с ним, - решил Мастер и встал из-за стола, - Невилл, вы не возьмёте на себя труд помочь мне вот с этим? Он показал на непроверенную гору свитков. Я кивнул и без особого восторга занял его место. Работа у меня не задалась: я смотрел на строчки сочинения, а сам гадал, о чём Мастер будет говорить с МакФлаем. И что этот выскочка наплетёт ему про меня. В общем, я выдержал всего несколько минут, а потом, наплевав на правила хорошего тона, подкрался к двери класса и осторожно приоткрыл её. Мне очень повезло: в поле моего зрения оказались оба объекта. Мастер и МакФлай сидели вполоборота ко мне за первыми партами левого и среднего рядов, друг напротив друга. МакФлай плакал, вытирая слёзы тряпкой для чистки котлов. - И Лонгботтом… - Профессор Лонгботтом, Генри… - Да, сэр… Он снял с меня двести баллов! А я обрадовался вовсе не потому, что вы заболели, сэр!.. Просто в тот день я не сделал домашнее задание… А когда Лонг… он сказал, что вас не будет, я обрадовался, что, значит, вы не будете проверять и не разочаруетесь, что я не подготовился… Я же не знал, что вы больны так серьёзно! Он сказал – вам слегка нездоровится… Мастер вздохнул, отбирая у мальчишки грязную тряпку… - Тергео! – тряпка стала чистой. - Спасибо, сэр, - всхлипнул МакФлай, - вы же знаете, сэр, что я вас очень уважаю… Я так мечтал попасть на ваш факультет, но эта гадкая Шляпа распределила меня в Гриффиндор… - В Гриффиндоре учились многие великие люди… - Я знаю, сэр, но я так хотел в Слизерин!.. Потому что я про вас всё прочитал, сэр. Потому что вы – настоящий герой, и я хочу быть похожим на вас!.. Всё-таки, Шляпа не ошиблась с выбором, подумал я: только гриффиндорец может столь безоглядно совать голову в пасть льву… то есть, в данном случае, змее. Гроза не замедлила разразиться. - Что за чушь, мистер МакФлай! – Мастер вскочил и возмущённо уставился на собеседника сверху вниз. – Герой?! Я?! Да я не имею ко всему этому никакого отношения! Тёмного Лорда победил Поттер, крестражи уничтожали Грейнджер и Уизли, Нагайну убил Невилл… - Ну и что, что Лонгботтом… - Профессор Лонгботтом, мистер МакФлай! - А он тогда ещё не был профессором! – с торжеством возразил этот зарёванный поганец; пожалуй, что-то от слизеринца в нем всё-таки есть… МакФлай поднялся со скамьи и вытянулся перед Мастером во весь свой пока что небольшой рост. - Сэр, скажите, когда я вырасту, вы возьмёте меня в Ученики? Надо же, смелый какой! А что, он, пожалуй, своего добьётся: Мастер уважает храбрецов. Мастер с минуту изучал перемазанную сажей мордашку, а потом сел обратно. - Нет, сэр, я не возьму. Вашим Мастером будет профессор Лонгботтом. Мальчишка издал негодующий вопль, к которому едва не присоединился мой собственный. Чтобы я взялся учить этого наглеца?! - Чтобы я пошёл учиться к этому… к этому… - МакФлай был в менее выигрышной позиции, и своё мнение о моей персоне ему пришлось оставить при себе. – Но, сэр!.. Я хочу учиться у вас! Вы – лучший зельевар Британии!.. - Думаю, уже не лучший, мистер МакФлай, - спокойно ответил Мастер. – А вы знаете, что профессор Лонгботтом скоро станет магистром? Ему, между прочим, всего двадцать пять лет. Это второй случай за два столетия, когда магистром становится человек младше сорока. Вау! Так я, может, ещё и рекорд побью?.. Интересно, кто был тот, первый, и в каком возрасте он получил звание?.. К счастью, МакФлай задал Мастеру тот же самый вопрос. - Понятия не имею, - ответил Мастер. Жаль… - Вы говорите неправду, сэр, - промолвил мальчишка, надуваясь от важности (он всё ещё стоял, а посему теперь и сам мог посмотреть Мастера свысока). – Я всё знаю. Первым были вы. Вы стали магистром в девятнадцать. И стали самостоятельно, потому что Мастера у вас не было! Ничего себе!.. - Что же, - скучающим тоном произнёс Мастер, - если вы хотите повторить моё достижение, я вам мешать не стану. Продолжайте враждовать с профессором Лонгботтомом - и вы гарантированно останетесь без Мастера. Ибо повторяю вам: я не возьму вас в Ученики. Я уже стар и собираюсь уйти на покой… Та-ак, что опять за слёзы?! Прекратите немедленно! - П-профессор Лонгботтом говорит, что у меня нет никаких способностей! – прохлюпал Генри. - Ну, перестаньте, мистер МакФлай, - сказал Мастер, вставая со скамьи. – Он просто сердит на вас. А способности у вас имеются… в некотором количестве. Давайте решим так: вы перестанете вести себя вызывающе, а я поговорю с профессором… Согласны? Вот и хорошо. Ступайте. От наказания я вас освобождаю.
| 
Великобритания, 24.04.24.
ДЫРЯВЫЙ КОТЕЛ
ПОДШИВКИ 
