Одна из свечей в старинном подсвечнике зашипела и погасла. Гарри оторвался от письма: стало темновато, а почерк Невилла, между тем, делался всё неразборчивее. - Кикимер! - Что угодно, хозяин Гарри, сэр? – поклонился эльф, появившись из ниоткуда. Гарри кивнул на подсвечник. Эльф щёлкнул пальцами – и на месте огарков очутились новые свечи. - Спасибо, Кикимер… И забери, пожалуйста, вот это… Эльф испарился, прихватив недопитую бутылку Огневиски и стакан. Гарри вернулся к письму, но следующий абзац по какой-то неизвестной причине состоял практически из одних клякс. Между ними прилежному читателю удалось разобрать лишь несколько слов: «надежда», «бредовая мысль», «поделиться своей силой», «вдруг возможно?», «последний шанс»… Нет, ничего не понять! Гарри мысленно махнул рукой и стал читать дальше: «… но потом мне стало не до сомнений: Мастер застонал, его плечи свела судорога; тонкая рука снова потянулась к горлу, но упала без сил… И я наконец сделал то, о чём так давно мечтал: я обнял его со всей нежностью, на какую было способно моё глупое сердце, и поцеловал в висок – так, словно я действительно имел на это полное право. - Ты самый умный человек на свете, - прошептал я, - а не понимаешь таких простых вещей! Будь у меня даже десять родных отцов, они никогда не заменили бы мне тебя!.. Пожалуйста, не сдавайся!.. Дыши!.. Я не могу тебя потерять… То, что ты для меня сделал… нет, не так… Какая разница, что ты сделал? Главное – что ты есть на свете, и я тебя люблю, как только может любить сын. Вот. Сказал. Жаль только, что ты, наверно, этого не услышал... Мне самому стало так горько от этой мысли!.. Но вдруг холодные, как лёд, пальцы коснулись моей руки… Это был совершенно сознательный жест! - Он… он бы… не умер… - Что?! – вскрикнул я: я до смерти испугался, что Мастер сходит с ума. - Твоя… жаба… Тут из камина выскочили Поппи и Минерва с охапками подушек. Мне показалось, что я ждал их целую вечность, хотя на самом деле дамы отсутствовали не дольше пары минут… И вернулись как нельзя более некстати. Они что-то кудахтали, отпихнув меня от постели, а Мастер пытался закончить свою мысль (я ловил его отчаянный взгляд поверх голов женщин): - Я видел… что зелье… исправлено… - Бред начинается! - покачала головой мадам Помфри. - Это не бред! – до меня, наконец, дошло. – Мастер, не переживайте, я никогда не думал, что вы действительно хотели отравить мою жабу (ну, тут я, конечно, малость приврал)! А с Тревором всё в порядке! Он благополучно скончался от старости!.. Уже давно… Госпожа директор и мадам Помфри воззрились на меня, как на психа, но я смотрел только на Мастера… Я увидел, как закатились его глаза, и голова тяжело откинулась на гору подушек… Моё сердце оборвалось… И в этот момент прозвенел звонок: начались занятия. - Профессор, вам пора на урок, - сказала директор. – Профессор Лонгботтом!.. Невилл!.. Вы меня слышите? - А? – слышать-то я слышал, но разрази меня гром, если хоть что-нибудь понимал. Минерве МакГонагалл пришлось хорошенько меня встряхнуть... А потом угостить хорошей оплеухой… и ещё одной. Мадам Помфри сунула мне под нос какую-то склянку. Омерзительная вонь быстро прочистила мои мозги. - Так-то лучше, - заметила директор, - а теперь марш на занятия! Но я твёрдо заявил, что никуда не пойду. Я останусь здесь – и точка. А вы, госпожа МакГонагалл, не имеете никакого права меня заставлять. А мне плевать, что вы директор. И нечего повышать на меня голос. Я сказал, не кричите на меня! Да, я не в себе! А как вы думаете?! Мадам Помфри, расставлявшая лекарства на прикроватном столике, обернулась и сообщила нам, что её пациенту жизненно необходимы тишина и покой, и посему - не могли бы мы выяснить наши отношения где-нибудь в другом месте? По правде говоря, целительнице пришлось здорово на нас наорать, ибо мы чересчур увлеклись спором… После её заключительного вопля мы (включая саму мадам) разом заткнулись и испуганно посмотрели на нашего больного: а вдруг этот безобразный кошачий концерт и впрямь стоил ему жизни?! Слава Небесам, всё было в порядке – насколько это возможно... Мадам Помфри взяла Мастера за запястье, щупая пульс, покачала головой, вздохнула и промолвила: - Минерва, Невилл так расстроен, будь к нему снисходительна… Невилл, ты нас тоже пойми. Не ты один переживаешь за Северуса, но все твои коллеги уже в классах: мы не можем бросить детей, они должны учиться… Давай вместе поможем твоему Мастеру – мы на своём месте, а ты – на своём… - Вы правда ему поможете?! – моё горло сдавило так, что я едва мог говорить. - Я сделаю всё, что в моих силах, - поморщилась целительница, - если, конечно, ты сейчас не сломаешь мне руку… Я сбивчиво извинялся, потом мы с госпожой МакГонагалл лихорадочно рылись в бумагах Мастера, пытаясь найти план урока (первый курс, Гриффиндор – Слизерин), потом искали мою мантию. Минерва торопилась, как на пожар. Увлекаемый ею, я галопом проскакал гостиную, лабораторию, кабинет… Я развил такую скорость, что, влетев в класс, вихрем пронёсся мимо парт и едва успел затормозить перед кафедрой. Дверь за моей спиной захлопнулась с оглушительным треском, а широкие полы чёрной мантии догнали меня лишь через пару секунд. В классе стояла гробовая тишина… Какой приятный сюрприз!... Я обернулся. Сидевшая за первой партой Сара Митчелл икнула от неожиданности и сказала: - Ой, это вы!.. Класс заметно расслабился. Кто-то из слизеринцев спросил: - А где профессор Снейп? - Он… - я сглотнул трудный комок. – Ему немного нездоровится… Гриффиндорцы оживлённо заёрзали на скамейках, а Генри МакФлай, шепнув «Вау! Классно!», радостно толкнул локтём своего соседа. Сказать, что я рассердился – значит, ничего не сказать. Меня захлестнула такая волна боли, гнева и отвращения, что я еле устоял на ногах. Первым моим желанием было – придушить наглеца голыми руками. А потом начать крушить всё подряд – также без применения магии. Как я от этого удержался – до сих пор не понимаю... Наступив на горло пламенной мечте, я плавно и бесшумно скользнул к парте несчастного… Опёрся кулаками о древнюю столешницу, приблизил лицо к побелевшей веснушчатой физиономии и медленно, наслаждаясь каждым слогом, произнёс: - Пятьдесят. Баллов. С Гриффиндора. Или нет. Сто пятьдесят! В классе снова стало тихо, как в склепе. Детишки замерли, боясь пошевелиться. Я почувствовал, как мой рот кривится в злорадной усмешке. Так вам и надо, гадёныши бессердечные… Следующий час, дав маленьким злодеям задание, я провёл, сидя за кафедрой и пытаясь успокоиться. Гнев мой слегка утих, но боль и обида уходить не хотели. Я не обретал в себе и следа тех тёплых чувств, которые всегда испытывал к ученикам. Никчёмные, неблагодарные создания! Учителя вкладывают в них всю душу, а они радуются, когда с ними приключается беда!.. Урок тянулся нестерпимо долго... Убедившись, что успокоиться мне не суждено, я отправился бродить по классу. Ученики, мимо которых я проходил, бледнели и вздрагивали. В их котлах вместо элементарного антибородавочного зелья бурлило нечто невообразимое. Раньше такая ситуация меня скорее позабавила бы, и я бы не преминул разобрать с каждым учеником его ошибки, привлекая к участию в обсуждении весь класс и почти без сожалений прощаясь с печальным призраком дисциплины, который покидал мою лекцию окончательно… Теперь же, при виде всё новых и новых неудач, я тихо зверел. И вот на этих болванов мне придётся тратить силы всю свою жизнь?! И на этих бездарей уже потратил столько сил и времени Мастер – гениальный учёный, блестящий ум, один из искуснейших магов нашего времени?! И заслужил лишь чёрную неблагодарность!.. Мерлинова борода! Олдерсон, вы читать умеете?! А доску видите?! А что на ней написано, понимаете?!.. Ни черта вы не понимаете, Олдерсон!.. Стюарт, загрызи вас вурдалак, сколько крысиных хвостов вы положили?! А сколько было надо?! Какое убожество!.. Мисс О’Доннелл, прекратите реветь немедленно, или будете всю следующую неделю драить котлы! Я не виноват, что у вас мозги с горошину!.. Более или менее с работой справлялись четверо отличников: слизеринцы Эндрю Смит и Джеральд Росси, а также моя любимица Сара Митчелл и… МакФлай. Причём последний, к моему глубочайшему возмущению, действовал успешней всех. Это нечестно! И этому надо было положить конец. Я уставился на МакФлая ненавидящим взглядом, буквально молясь – уж не знаю, кому, - чтобы мальчишка совершил хотя бы одну ошибку!.. Он почувствовал мой взгляд, поднял голову и с вызовом посмотрел на меня. Что, деточка, показываем характер? Ну-ну… Я с удовольствием наблюдал, как его руки начинают дрожать… Оп-па! Есть! Четыре капли утренней росы вместо трёх! - Мистер МакФлай, - ласково проговорил я, - только что вы испортили простейшее зелье, которое без труда сварил бы даже пятилетний ребёнок, - (Гарри, я понимал, что несу ахинею, но был уже не в силах остановиться.) – Впрочем, большой беды тут нет. Ну, подумаешь, - был небрежен, отвлёкся, отнёсся к уроку безответственно, с кем не бывает? Но что же будет дальше? А дальше будет вот что: вы случайно добавите лишнюю щепоть корня валерианы в напиток Живой смерти, и человек, выпивший ваше варево, не проснётся уже никогда… И я даже не говорю о том, что в области высшей алхимии – которая, впрочем, не должна вас волновать, ибо вам до неё так же далеко, как до звезды небесной - существуют зелья, при изготовлении которых мастер даже дышать должен определённым образом… Я рассказываю всё это к тому, чтобы напомнить: зельеварение – точная и тонкая наука, а такие разгильдяи, как вы… В общем, по вашей милости Гриффиндор лишается ещё двадцати баллов… А за то, какими словами вы сейчас наверняка называете меня мысленно, я снимаю с вас ещё тридцать – для ровного счёта. Итого двести, с чем вас и поздравляю. Урок окончен, все вон отсюда! Захлопнув за собой дверь классной комнаты, я схватился за голову и сполз по стене на пол. Боже, что со мной?! Я схожу с ума?! Что я творю?! «Давай поможем Мастеру каждый на своём месте!» Вот уж воистину помог! Просто слов нет!.. Мастер… Как он там?.. И почему я - здесь? Я должен быть с ним!..
| 
Великобритания, 19.04.24.
ДЫРЯВЫЙ КОТЕЛ
ПОДШИВКИ 
