Это была катастрофа. Со смертью директора всё посыпалось карточным домиком. Все были в таком шоке и растерянности, что не могли взять себя в руки, и уж тем более не могли взять в руки дела.
МакГонаголл казалась раздавленной. Флитвик перестал улыбаться, чего раньше с ним не случалось даже в самые тяжёлые времена, и всё время повторял “не может быть… не может быть…”. Снейпа ловили по всей стране, но поймать, разумеется, не могли. Министерство усердно хватало и арестовывало кого ни попадя, лишь бы создать иллюзию бурной и успешной деятельности – впрочем, оно занималось этим постоянно весь последний год. После ареста Стэна Шанпайка к этому вообще больше невозможно было серьёзно относиться. Хотя и несерьёзно тоже нельзя – парня-то жалко. Поэтому я была крайне удивлена, когда им всё-таки удалось схватить Снейпа – правда, чисто случайно, благодаря нелепому везению, но всё же удалось. Это был триумф Министерства. Все вокруг радовались, едва не песни пели. Хотя, Флитвик не радовался. По-моему, он сам не знал, как к этому относиться. Несмотря на нездоровую привязанность к Дамблдору, которую питали к нему все без исключения деканы – умел он людей обязывать, ничего не скажешь, – Флитвик с самого начала относился лучше других к Снейпу, да и в людях разбирался отлично, Равенкловец всё-таки. И он так до конца и не смог поверить в то, что рассказывал Поттер (это тот пацан, которого защищал в Хогвартсе Снейп вместе с Дамблдором). Тем более что Поттер ненавидел Снейпа всеми печёнками. А его умение красиво и категорично интерпретировать факты давно вошло в поговорку. Я тоже не торопилась с оценками происходящего. Я там не была, а Поттер был, но я знаю, кому верить, а кому не всегда. Флитвик и Дамблдор верили Снейпу, и они в людях не ошибаются. Я также верила ему, и я тоже в людях не ошибаюсь. Ну хорошо, в первую минуту, когда я об убийстве услышала, я поверила. Честно скажу, это был вечер, повторения которого мне бы не хотелось. Но уже наутро, выспавшись, я поняла, что всё это слишком просто, чтобы быть правдой. И пока Снейпа ловили, я втайне желала ему удачи. Но удача не улыбнулась ни ему, ни мне.
Снейпа приговорили к поцелую дементора. А ведь считалось, что дементоры-стражники в прошлом году покинули Азкабан. Оказывается, ещё парочка у них в закромах по такому случаю завалялась. Вот что значит слава. Омерзительно было чувствовать своё бессилие, и особенно омерзительна была радость большинства моих знакомых. В Хогвартсе гриффиндорцы ещё только цветочных гирлянд не развесили. Дети…
К чести Флитвика сказать, он расстроился. Хотя, скорее всего, он считал, что всё правильно, просто не мог смириться с мыслью, что он работал со Снейпом столько лет, шутил, доверял, а тот…
А мне всё не давала покоя мысль, что Снейп серьёзно тогда говорил, что я порадуюсь, если он закончит свои дни под пытками. Я всё думала об этом, и думала, и думала – как будто, если бы я опровергла эту напраслину, это смогло бы что-то изменить.
Нет чтоб о себе побеспокоиться… За четыре дня до казни Снейпа мне было предъявлено официальное обвинение в пособничестве подлому убийце и приспешнику Того-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут-Без-Мата. В использовании жёстких методов принуждения и насилии над психикой работников Министерства. И ещё Мерлин знает в чём. Сложность ситуации, в которой находились те, кто мог бы свидетельствовать в мою пользу, заключалась в том, что мы действительно работали против Министерства, и признать, что я и Снейп работали с их ведома, по их просьбе и по их наводке, означало дискредитировать весь Орден. К тому же Скримджер ничего слышать не хотел. Он был рад, что можно демонстративно почтить память Дамблдора, теперь, когда с ним самим, к счастью, покончено. Я ещё надеялась, что Снейп скажет, что первый раз меня видит, и вообще как я смею примазываться к его славе, но его, по всей видимости, даже не спросили. Может быть, потому, что во время собственного допроса он вообще отказался давать показания. Как ему это удалось, хотела бы я знать. Авроры почти так же настойчивы, как Вольдеморт со своими подонками. Впрочем, Снейпу не привыкать. Суд представлял собой чистой воды пародию на правосудие; впрочем, ничего другого мы и не ожидали. Флитвик непосредственно перед судом выбил встречу со мной в моей камере предварительного заключения; это можно было сделать, пока я ещё не была осуждена – в том, что это случится, сомнений не было. Мы сидели друг напротив друга, по бокам стояли два аврора, а мы переговаривались обрывочными фразами, параллельно обмениваясь мыслями, посинев от натуги. Точная информация мало приспособлена для передачи, тем более что Флитвик владел Легилеменцией слабо, чтобы не сказать по слогам, беспалочковой Легилеменцией не владел совсем, и мне приходилось концентрироваться изо всех своих психических сил на отвлечении внимания Авроров-наблюдателей в моменты, когда Флитвик взмахивал палочкой и надрывно шептал “Легилеменс!!” – Главное, не бойся. Мы тебя не оставим.
“Я… пришёл… помочь… внимательно… слушай…”
– Они даже не станут нас слушать. Мы проиграем суд.
– Вероятно.
“Проиграем, без сомнения. Тебе… придётся… бежать…”
“Вы возьмёте на себя такую ответственность? Пойдёте против закона? Как мне бежать?”
– Но ты не волнуйся.
“Я… принёс… портключ.”
“В Азкабане хороший контроль на внос магических предметов. Найдут, хуже будет.”
– Мы работаем над твоей бедой. Мы тебя не бросим.
“Я работал… трое суток… не спал… накладывал… маскирующие чары… они не засекут его…”
“Как вы сможете его мне передать? Если я сейчас исчезну, вас сразу обвинят в пособничестве…”
– Я не боюсь, профессор Флитвик, только очень переживаю за вас. Это будет уже третья невосполнимая потеря Ордена…
“Поплюй… на руки… портключ… сработает… только когда… прикоснёшься… сухой… кожей... Это капсула… спрячь… во рту…” Я уставилась на наблюдающего за мной аврора и смотрела в упор, пока его глаза не остекленели. Быстро лизнув пальцы, я незаметно выхватила из-под ладони маленького профессора капсулу, напоминающую витаминную, и засунула её за щеку. “Куда он перенесёт меня?”
“В Шотландию, в дом… моих родственников… Там сейчас никто не живёт… Найдёшь там… всё необходимое… на первое время… деньги… пошли сразу сову… дождись… меня… или… кого-нибудь из членов Ордена…”
– Спасибо, большое спасибо, профессор Флитвик. Я никогда не забуду всё, что вы для меня сделали.
Флитвик невесело усмехнулся.
– Ведь это мы уговорили вас связаться с Орденом…
“Я и Снейп.”
– Я не жалею.
“Я сделала это ради вас двоих. Я не пожалела. Я хотела вам помочь.”
– Я горжусь тобой.
“Ты действительно помогла.”
– Спасибо, но я этого не заслужила.
“У меня это выходит само собой. Нечем гордиться.”
– Ты молодец, хорошо держишься.
“Тем, что ты захотела помочь… Я знаю, это было нелёгкое решение… для тебя.”
– Мне нечего бояться. Я в вас верю.
“Может быть, мне нужно было понять таким образом что-то важное. Здесь, в Азкабане.”
– Спасибо за доверие. Я знаю, ты им не раскидываешься. Я кивнула.
– Время! – спохватился вдруг один из Авроров. Второй всё ещё не мог как следует сфокусировать глаза, пребывая мыслями в иных сферах.
Флитвик поднялся, кивнул мне с тёплой, подбадривающей улыбкой, и направился к выходу. Он был на суде вместе с несколькими членами Ордена Феникса, среди которых оказался и Кингсли Шеклболт, что меня удивило, потому что мы были едва знакомы и почти не встречались помимо собраний Ордена. Не имея возможности подтвердить свою причастность к моим действиям, они пытались убедить суд, что во время совершения преступлений я находилась под действием заклинания Империус, наложенного на меня Снейпом. Меня несколько покоробило это, но я понимала, что они правы и что Снейпу всё равно хуже уже не будет, и даже его репутацию портить уже некуда.
Флитвик с пеной у рта предлагал вызвать Снейпа, чтобы он дал показания в мою пользу, но суд отказался это сделать, мотивировав тем, что Снейп не желает идти на контакт, и правосудию не удалось ещё добиться от него не единого слова. Возможно, это и было правдой. Но то, что они отказывались хотя бы попробовать, ясно свидетельствовало о их нежелании меня оправдать.
Не знаю, почему Флитвик был так уверен, что Снейп согласится взять на себя мою вину. Может быть, он и не был уверен, а как раз пытался выяснить хотя бы для себя, на чьей же стороне Снейп и что происходит в его непознаваемой голове.
Или просто знал, что они всё равно не согласятся его вызвать. Мы проиграли суд. По официальному отчёту, “никаких убедительных доказательств того, что обвиняемая действовала не по своей воле, суду представлено не было“, а о таком постулате, как презумпция невиновности, по всей видимости, можно было на ближайшие годы забыть. Я была приговорена к пожизненному заключению в Азкабане. С первую минуту меня это даже вроде как успокоило – просто потому, что всё шло так, как мы и ожидали. Но потом всё равно стало страшно. Я осторожно трогала языком капсулу во рту и повторяла себе, что всё будет в порядке, и что Флитвик меня в обиду не даст. Я была очень благодарна ему, за то, что он так стоял за меня, и даже пошёл против закона. Он рисковал ради меня, и я не вправе была ожидать этого, ведь я сама с таким трудом согласилась рискнуть ради них, я всегда хотела оставаться в стороне. Наверное, многие считали, что я пытаюсь быть чистенькой или просто боюсь. Флитвик так не считал, я знаю – он знал меня достаточно хорошо, чтобы понимать, что корни моей неприязни к этим играм лежали глубже. И всё же я слегка дрожала, когда меня вели по длинному тёмному коридору к моей камере, и благодарила всех известных мне богов за то, что дементоров больше нет в Азкабане. Воистину нет худа без добра. Ну же, спокойно, спокойно! Флитвик – мастер, всё должно сработать. Через несколько минут, ну самое большее через час я уже буду далеко от этого поганого места, далеко в Шотландии, в пустом доме, полностью предоставленном в моё распоряжение. Никто никогда не догадается, что случилось, никто не заподозрит Флитвика, а даже если заподозрит, не сможет ничего доказать.
И всё же, что за жизнь меня ожидает? Скрываться, мыкаться по углам, забыть о своих научных разработках, оборвать почти все прежние контакты, и снова бегать и прятаться – как долго? Всю жизнь? Или всего несколько лет, пока паника и неразбериха не закончатся, и моё дело не пересмотрят? Не верилось, до сих пор не верилось в то, что мне придётся играть по этим правилам. Для начала – я здесь не останусь.
Лица, с разными выражениями глядящие на меня из-за решёток по бокам коридора. Глядящие жадно, затравленно, угрюмо, с ненавистью и страхом, покрасневшими, запавшими, вытаращенными, помутневшими, остановившимися, заплаканными, безумными глазами. Большинство из них видят во мне лишь частичку мира снаружи, занесённую в эту яму словно запах из далёкой кухни, и ненавидят меня, ненавидят тупо, беспричинно и привычно, хватаясь за судорожную радость от того, что на свете стало меньше одним человеком, который мог сидеть на берегу реки с мороженым в руках, пока они гниют в главном помойном ведре магического сообщества. И все они смотрят, стискивая пальцами прутья решётки, приникнув к ним лицом, провожая меня взглядом, пока не заболят глаза. Все до единого. Коридор тянется, как жизнь неизлечимо больного, всё темнее, всё дальше от мира и ближе к непроглядно тёмному тупику, где лязг решётки, наконец, поставит точку.
Нескончаемый ряд провожающих меня глаз. Бледные, искажённые болью, полустёртые лица сливаются в две сплошные полосы – одна справа и одна слева. Стихает гулкое эхо воплей. Ряды лиц кончились. Пустые камеры потянулись по обе стороны. Распахнутые в приглашающем жесте двери. Темнота. Холод. Дрожащие плечи. Тупик смертников. Почему я здесь? Меня ведь не собирались казнить? Сбивающийся шаг, тычки в бок с обеих сторон.
Конец. Две последние двери – справа и слева. Дверь правой камеры так же открыта, словно пасть удава, ожидающего, пока кролик подойдёт поближе.
Дверь левой камеры заперта на нелепо избыточное количество замков.
И это первая запертая камера, из которой на меня не таращатся дикие глаза. Первая решётка, к которой не прилеплено с обратной стороны любопытное лицо. Её обитатель сидит на полу, с интересом разглядывая свои пальцы, и даже не поворачивает к нам головы.
Я снова сбиваю шаг и сорвавшимся голосом взываю к охранникам:
– Подождите!
Им некуда спешить. Они выпускают мои руки и позволяют мне медленно сделать шаг по направлению к решётке. Моего ментального контроля хватит на несколько секунд.
У меня есть несколько секунд, чтобы принять решение.
Второй шаг. Сейчас, за несколько секунд я должна понять, что на самом деле произошло. За три шага разобраться в том, над чем ломают головы все, кто остался там, за моей спиной. Третий шаг. Я берусь руками за решётку. Слабый, слабый ветерок мыслей и чувств доносится из камеры, не конкретизированных мыслей и чувств – просто отблесков души. Он не заботится о том, чтобы скрыть их и не заботится о том, чтобы их показать. Ему всё равно, что я думаю.
Сволочь. Он этого не делал. Он этого не делал, и ему всё равно.
Хуже. Он сделал это, потому что этот… этот шахматист его заставил.
Он сделал это ради всех них, и ему всё равно.
Сволочи. Он знает, что они не поверят.
Я бы поверила! Я бы поверила без всяких доказательств, потому что я чувствую его чувства, как чувствую чувства каждого, находясь рядом. Он знал.
И он правда думает, что мне всё равно.
Сволочь.
Ему всё равно даже, что с ним будет. Его казнь – хуже, чем казнь – состоится через несколько часов, и ему всё равно.
Я знаю, кто его до этого довёл.
Тоже сволочь.
Жаль, что я так и не высказала директору всё, что думаю об его отношении к людям.
Даст ли мне Флитвик второй шанс? Когда не получит от меня совы? Меня ведь не казнят, я получила пожизненное, у меня в запасе целая вечность. Что, если Флитвика ко мне больше не пустят? Особенно после того как…
Неважно, я всё равно в это не верю. Я просто чувствую, что как-нибудь выкручусь. Здесь не моё место, моё место не здесь. Может быть, я попала сюда как раз для того и только для того, чтобы подойти к этой решётке и узнать, что не ошиблась в Снейпе. Разве ради этого не стоит поскрываться в розыске пару месяцев или даже лет? А вдруг Флитвик не поймёт? Вдруг рассердится, что я сделала его работу, его риск напрасными? Имею ли я право так распоряжаться его подарком?
Ещё одна ментальная волна из камеры. Сзади уже очухались охранники. Я чувствую, как медленно выходят из оцепенения их мозги.
Не страшно. Я уже успела. Я приняла решение. На мои локти с обеих сторон ложатся стальные захваты азкабанских громил.
– Подождите, – снова хриплю я, на этот раз без всякого ментального воздействия, сил уже не осталось. Я с силой сжимаю кулаки вокруг прутьев решётки, перекосив лицо злобой, и тихо выцеживаю с ненавистью, удивившей меня саму:
– Проклятый предатель! И ожесточённо плюю в него. Плевок приземляется в паре дюймов от его ноги, но он не соизволит даже шелохнуться. Он просто не обращает на меня внимания. Его пальцы – самое интересное, что есть в этой тюрьме. Сво-лочь. Мои руки отрывают от решётки. Меня буквально заталкивают в приготовленную камеру. Замок, замок, ещё замок, чары поверх чар и запоры поверх запоров. Однако, сколько мне чести.
Ну вот, всё. Теперь остаётся только ждать. Он должен догадаться.
Должен.
|
Великобритания, 29.04.24.
ДЫРЯВЫЙ КОТЕЛ
ПОДШИВКИ 
