Я откинулась на стену и закрыла глаза. Мысли медленно, медленно текли внутри моей головы справа налево, облекаясь в слова, которые я пробовала на вкус, но не находила достойными сотрясать затхлый воздух Азкабана. Всё это не те слова. Они ничего не изменят. Что я могу сказать ему? Он опять выиграл. Он так и не ответил мне на вопрос, который я задала трижды. Разговор всё время идёт так, как ему хочется. Мы просто перекидываемся репликами так, как будто это один разговор из многих, просто дружеский трёп за чаем. Как будто мы делали так каждый день и будем продолжать делать много-много лет. Как будто ничего необычного не происходит. И он ведёт себя так, как будто хочет попробовать всё напоследок. Посмеяться. Признаться в чём-то, о чём раньше молчал. Спросить о чём-то, чего не знал. Рассказать о чём-то, что знал только он. Он просто хочет провести наконец несколько часов – последних часов своей жизни в своё собственное удовольствие, и больше ему ничего от этого разговора не нужно. А то бы зачем ему вообще со мной разговаривать? Может быть, он просто не верит в спасение. Может, он уже смирился с этой мыслью. Может быть, он уже устал. Может быть, ему действительно больше не к чему стремиться. И… некуда идти. Весь мир ненавидит его. Кто поверит ему? Может быть, если я выберусь отсюда и постараюсь объяснить, почему я сделала это… то кто поверит моему поручительству? Почти наверняка – Флитвик. Может быть, МакГонаголл. Хотя… обоим деканам будет трудно переступить через боль, которую они чувствовали после смерти директора, влияние которого на них было абсолютным. Кто-нибудь из Ордена? Тонкс? Шеклболт? Мне всё равно. Сейчас главное его любой ценой спасти от дементора, а что он будет потом делать и как дальше жить, будет уже второй вопрос. Разберёмся как-нибудь. Что-нибудь переменится к лучшему. Что-то обязательно подвернётся. – Откуда вы знаете, что я не на стороне Тёмного Лорда? – еле слышно и немного хрипло спросил Снейп. Я некоторое время отчаянно искала слова, которые звучали бы убедительно и веско, но не напыщенно. Пока вдруг не поняла, что дело не в причинах. – А я не знаю, – отрывисто произнесла я. – Сейчас, когда вы спросили, я поняла, что это вообще на самом деле не было важно. Я защищаю не ваши убеждения, а вас. Я вообще защищаю не убеждения, а людей. Если я считаю, что какого-то человека необходимо сохранить для этого мира любой ценой, то мне безразлично, за кого он. В этом мире слишком мало людей, достойных сохранения. И потом, если вас не станет, у кого же я буду учиться? – с негодованием воскликнула я и, помолчав, добавила:
– Это как раз тот случай, о котором я говорила директору. Я никогда не принесу этой войне в жертву ни одного из тех людей, и не одной из тех вещей, которые должны быть сохранены любой ценой. И я предупредила его, что выйду из игры в момент, когда её интересы будут противоречить этому моему принципу.
– Сохранить меня для мира?
Не думаю, что ещё когда-нибудь услышу или смогу воспроизвести эту неповторимую интонацию.
– Без вас жизнь не полна, – сообщила я отвлечённо, словно сама себе.
– То есть я вроде как необходим для контраста?
– Именно, хотя и совсем не в том смысле, в котором вы ехидничаете. Просто суть человека определяется чем-то большим, чем… чем что бы то ни было. Ну, я не знаю, как сказать. Это просто такое ощущение. Оно сразу целиком, и какие-то мелкие детали ничего не меняют.
– Мелкие детали? Это, например, является ли человек последователем Вольдеморта?
– Не поступки являются ключом к пониманию личности человека, а личность – к пониманию поступков, – медленно сказала я. – Я не сужу о вас по вашим делам. Я сужу о ваших делах по вам. Если вы что-то делали, у этого были свои причины. Я знаю, на что вы способны и на что не способны. А всё остальное лишь кажется. Факты можно интерпретировать как угодно. Я просто чувствую, кто чего стоит. Я могу не всегда соглашаться с выбором людей, которых я ценю. Но я принимаю, что раз они находят в своём выборе какой-то смысл, значит, он там есть. Я могу иногда даже слепо положиться на их мнение в том, о чём они знают лучше меня…
– Потрясающе. Речь, достойная быть сохранённой для потомков. Так за душу и берёт. Вам бы её на суде толкнуть. Вы когда-нибудь бросите свои попытки впечатлить меня вашими вербальными способностями? Поколебавшись, я решила проглотить обиду и проигнорировать вопрос, тихо и невнятно закончив свой монолог:
– Вы… понимаете, что я вообще тогда согласилась участвовать в этом безобразии только потому, что вы сказали, что мне нужно это сделать?
– Честно говоря, я всегда гадал, что заставило вас передумать, – со смешком признался Снейп. – Каюсь, такой вариант мне и в голову не приходил. Кто же мог подумать, что вы окажетесь столь внушаемы? Гадал он. Это он сейчас такой добрый и покладистый. А вот если мы отсюда выберемся, он мне ещё припомнит и брандспойт, и засранца, и садистские наклонности, и своё эксклюзивное право, и слизеринскую миссию, и мелкие детали, и неполную без него жизнь. – Внушаема – это не то, – слабо возразила я. – Внушаемость – это когда человеку легко навязать свои принципы. Ваши принципы так и остались вашими… Вашими, Флитвика… директорскими. Я просто сделала это для вас и для Флитвика. Раз уж у вас такие принципы.
Снова настала тишина. – У меня к вам есть рационализаторское предложение, – с энтузиазмом сообщила я.
– Да?
Когда вырасту большая, тоже научусь говорить простое “да?” таким же тоном.
– Давайте мы сбежим отсюда оба, и продолжим работать над нашим проектом с Флитвиком.
Снейп фыркнул.
– А что, разве не весело было? – невозмутимо спросила я.
– Вы всерьёз верите, что он согласится со мной работать?
– Со мной же согласился. А мы напротив сидим.
– Неопровержимый довод.
– Он согласится, профессор, – весело заверила его я. – Поверьте, я его давно и хорошо знаю. Он мой декан. И не будьте параноиком, вы ж его тоже знаете. Его-то вы, надеюсь, не собираетесь обвинить в том, что ему самое место в Гриффиндоре?
Снейп молчал. Не спорил хотя бы, и то хорошо.
– Я теперь тоже в опале. С кем же мне ещё работать, если не с вами? Я надеюсь, со временем всё уляжется, и они разберутся, что к чему. Отпустят бедолаг вроде Шанпайка и оправдают нас.
– Ну-ну.
– Ну, не оправдают – сами виноваты будут, – безапелляционно постановила я. – От нашего взаимодействия с людьми они получают больше, чем мы.
Ещё одна пауза. – Флитвик был слишком привязан к директору, – почти прошептал Снейп. – Он не сможет простить...
Я готова была плясать после этой его фразы. Я на верном пути. Он всё-таки задумался над моим предложением, он просчитывает варианты. Пусть он и не может поверить мне, но он уцепился за эту возможность, я уже сменила тему, а он мыслями всё там.
– Вы тоже были к нему привязаны, – беззаботно напомнила я. – Однако смогли наставить на него палочку, когда он вас убедил, что это правильно. Флитвик ничем не тупее вас. И он тоже привык судить не по поступкам о человеке, как гриффиндорские детишки, а наоборот.
– А вы знаете, почему я пытался заставить вас работать на Орден? – вдруг спросил Снейп с нехорошим смешком.
– Потому что директор попросил?
Снейп вспыхнул, это даже в темноте было заметно.
– Я не могу сказать, что выполнял его поручение с неохотой. Я и сам хотел вас в это втянуть. Я вам завидовал.
Людям нечасто удаётся меня удивить. По-моему, то, что сейчас это произошло, подчёркивает исключительность Снейпа.
– Я никогда не мог – и до сих пор не могу – понять, как вам всю жизнь удавалось постоянно находиться на периферии и ни во что не вмешиваться. Я, точно так же как и вы, не хотел находиться в самом пекле. Но у меня никогда не было выбора. Так вышло, что никто, кроме меня, не мог выполнить эту работу. Но на самом деле меня даже не спросили. Мне не создали даже видимости того, что я могу отказаться. Мне даже не дали возможности поломаться и напомнить, что весь мир у меня в долгу. А тут появляется что-то, что можно поручить только вам, и директор берётся за вас, а вы сидите с наглыми глазами и делаете вид, что всерьёз принимаете его слова за просьбу. Я был в шоке от того, что вы не представляете себе последствий. Я не мог себе позволить такой роскоши, как принять приказ за просьбу.
– Просто я не так дорожила мнением директора.
– Я не мог себе позволить им не дорожить! Перед моей дверью не выстраивается очередь желающих иметь со мной дело!
– Перед моей ещё меньше. Минус директор, минус теперь ещё вы. Мы оба имеем Флитвика, но у вас есть ещё Дамблдор и я. А остальные нас просто боятся и не понимают. Снейп фыркнул так, что пол завибрировал, но из того, что он никак мои слова не откомментировал, я заключила, что он просто смутился.
– Я был просто в ярости тогда, вы и сами помните. Почему я после всех этих лет так и не заслужил права выбора?
– А не надо было поступать на Слизерин, – мстительно сказала я. – Равенкло бы вас с руками оторвал.
– Шляпа задала мне тот же вопрос, что и вам, – признался Снейп. – И тоже предупредила про великие свершения. И я выбрал Слизерин. Мне хотелось быть значительным. Хотелось, чтобы весь мир знал моё имя.
– Ну вот вам и ответ на ваш вопрос. У вас, собственно, всё же был выбор. Только гораздо раньше, чем директор на вас насел. Вы приняли своё решение, выбрав Слизеринский Дом. Получайте теперь обещанную славу. Ваше имя знают во всех уголках света. Трудно найти роль более значительную, чем ваша – вы были правой рукой как Дамблдора, так и Тёмного Лорда. Даже они оба имели влияние и вес только на одной из сторон.
– Я бы не сказал, что вам не свойственно честолюбие, – едко заметил Снейп. Кажется, он слегка обиделся. – Неужели вам не снится мировое признание?
– Ну-у-у... мировое признание, конечно, приятно и очень лестно... но, как я уже сказала, мир от него выиграет больше. Для меня важнее признание тех людей, которых я сама уважаю, а их очень мало. Так что да, когда директор предложил мне продать душу Ордену, мне это, конечно, польстило.
– Стало быть, вы его всё же уважали.
– Ну разумеется. Это ж надо уметь так всех запрячь! Хитрый был волшебник. Такой хитрый, что сам себя перехитрил. Ну да не о нём сейчас речь. А о тех, кто остался. Причём их и без того гомеопатическое количество того и гляди уменьшится на один. Вот если мне удастся вас уговорить продолжать со мной работать, это будет поценнее мировой славы.
– То есть, в качестве альтернативы дементору вы предлагаете мне остаток жизни провести, общаясь исключительно с вами…
– Упаси господи, я не желаю вам зла. Я вовсе не это имела в виду. Во-первых, я серьёзно насчёт Флитвика. Во-вторых, всё течёт и всё меняется. Те, кто не верит вам сегодня, поверят завтра. Директор хотя и шантажист, но он не мог вас просто бросить на произвол судьбы и Министерства. К вам-то он действительно был привязан. Наверняка он оставил вам какую-то возможность очиститься. Увидите, они ещё у вас прощения просить будут.
– Оставим этот спорный вопрос. Пусть даже так, но в Ордене вас не поддержат. Сейчас – точно не поддержат. Если вы и Флитвик окажетесь вне доверия…
– А тем, кто не поверит, мы и не расскажем! – наивно-ребяческим тоном предложила я.
Снейп несколько преувеличенно застонал. Я уловила эту театральность в его голосе и продолжила в том же тоне:
– Вот они потом, когда всё выяснится, будут к нам приставать, почему мы им не рассказали, а то они бы тоже помогли. А мы им скажем: “А вы не заслужили!”
– А они нам скажут: “А раз так, мы пойдём и сдадим вас всех троих в руки правосудия!” – продолжил мою мысль Снейп.
– А руки правосудия к тому моменту уже будут держать три Ордена Мерлина Первой степени, и выдадут их нам под несмолкаемые овации завистников!
– И все будут жить долго и счастливо. У вас там случайно горячка с бредом не началась? Сидите на холодном полу…
– Кому скажу, что профессор Снейп побеспокоился о моём здоровье – не поверят, – посетовала я. – Не склонны люди мои слова всерьёз принимать, что и говорить. Вот навру с три короба всякой ерунды – и непременно поверят, а правду им ни под каким соусом не скормишь. Вот и с вами тут сейчас сижу как с дитём малым, скармливаю положение дел по чайной ложечке – ложку за маму, ложку за двоюродную тётю, ложку за директора, ложку за В… Тёмного Лорда.
– Кому скажу, что вы кормили меня с ложечки – ни за что не поверят, – подтвердил Снейп. – Видите, не одной вам жить на свете сложно…
– Согласна, жить вообще сложно. Помирать легче. Я вдруг не к месту вспомнила фразу, которую любил говорить директор, наставляя юных приспешников на путь истинный: “Нужно будет выбирать между тем, что легко, и тем, что правильно…” Нехилая такая антитеза. Вроде как само собой разумеется, что всё лёгкое неправильно… А мы потом думаем, откуда в людях эта тенденция всё усложнять…
Кажется, и Снейп вспомнил эту фразу, потому что ничего мне не ответил.
А может, чем чёрт не шутит, и правда лего-о-о-онечко так надавить ему на самолюбие? Что-нибудь из серии “самоубийство – это путь слабых”, “сдаваться – прерогатива трусов” и прочее бла-бла-бла? – Не утруждайте себя, – холодно ответил Снейп вслух. Никак не могу привыкнуть думать в его присутствии потише. – Со мной этот номер не пройдёт. Я не Блэк. И именно по той же причине не собираюсь продолжать жить так же, как он, забившись в конуру, в полной зависимости от руки, дающей косточку, а потом раз в жизни выскочить на улицу и тут же подвести итог своему жалкому существованию. Блэк?.. А, ну да, погибший в прошлом году член Ордена. Теперь я даже смутно вспомнила Блэка – такой вечный подросток, Гриффиндорец до мозга костей, из тех, что заводятся с пол-оборота и лезут на штурм любой крепости с одним перочинным ножом в зубах. Директор пытался мне втолковать, что вроде как у него были уважительные причины не повзрослеть вовремя, но я сказала ему тогда (чисто из вредности сказала), что это дела не меняет и важно то, что ему нельзя ничего доверить, а не то, по какой причине этого нельзя сделать. Пусть даже по очень и очень уважительной. Хотя я так поняла, что он сам и нарвался на эту свою уважительную причину. Ещё помню, что Снейп этого Блэка на дух не переносил, уж не знаю даже, почему. Он, конечно, несчастье ещё то, но чтоб уж так скрипеть зубами при одном его имени… Может, поддержать сейчас эту тему, дать Снейпу выругаться, глядишь, пар спустит и посговорчивей станет?
У меня уже нет на это времени. Через какой-нибудь час, если не меньше, будет уже не важно, успел Снейп выругаться перед смертью или нет. – Всё лучше, чем вручить себя этой жуткой твари.
– Это хотя бы быстро, – скривился Снейп. – Чем гнить всю жизнь заживо…
– Никто ведь толком не знает, что происходит с теми, чьи души высосал дементор, – напомнила я. – Судя по их природе, сильно сомневаюсь, что им лучше, чем было Блэку взаперти.
Снейп промолчал. Наверное, он и сам думал об этом.
– А гнить всю жизнь вы не будете, – успокоила его я. – У вас просто не получится. Самое плохое на самом деле уже позади. Постепенно всё выровняется.
– Решили пойти по стопам Трелани?
Трелани – это как раз та жалкая женщина, которая вела у нас пародию на Прорицание. Я рассказывала в самом начале.
– А почему бы и нет? Буду преподавать вместо неё. Хуже всё равно уже не будет.
Зря отшутилась, надо было серьёзно объяснить. Нет уже времени для шуток.
– Честное равенкловское, не будет никто гнить. С вами всё нормально будет. Иначе я бы почувствовала.
– Вашу бы чувствительность да руководству Ордена. Знали бы, где рисковать, а где не стоит. Мне вот только одно непонятно: если вы так уверены, что я буду жить долго и счастливо, то зачем лезете из кожи вон, чтобы уговорить меня бежать?
– Хорошо, я неточно выразилась. Я знаю, что сейчас самый опасный период, и главное – удержать вас живым сейчас. И это требует усилий. А дальше никаких усилий уже не потребуется. Просто повезёт. Вы же сами спрашиваете, как мне удавалось оставаться в стороне. Вот вам и ответ: потому что чувствовала, где повезёт, а куда нужно не соваться.
– Как же это вы Азкабан прошляпили? Или в вашем представлении вам повезло?
– Разумеется, повезло, причём несказанно! – убеждённо фыркнула я, решив не напоминать, что я-то как раз отчаянно сопротивлялась попыткам ввязывать меня в авантюру, которая привела меня на скамью подсудимых, а Снейп как раз и вынудил меня на это пойти. – Каковы были шансы на то, что я окажусь напротив вас? И именно я, а не кто-нибудь, кто вместо того, чтобы уговаривать вас, ещё бы постарался сделать ваши последние часы как можно более тяжёлыми? Затащить меня в Азкабан было, пожалуй, единственным способом дать вам отсюда выйти!
Во как завернула! Сама не ожидала от себя такого фатализма.
– Флитвику будет непросто передать вам новый портключ, – в последней надежде предупредил Снейп. – Вам могут запретить посещения.
– Значит, вы согласны, что лучше бежать вместе?
Снейп задумался.
– Когда вас будут выводить, вы же можете устроить себе возможность подойти к решётке, - напирала я. - Если в одной руке, в мокрой, держать капсулу, то у вас будет возможность быстро и одновременно со мной прикоснуться к ней другой, сухой.
– Одновременность сложновато будет рассчитать.
– Сосчитаю до пяти.
– А конвоиры не поинтересуются, зачем?
– Пусть интересуются. Я как раз за это время досчитать успею. Пусть потом интересуются в пространство, сколько угодно. Ну, хорошо, сосчитаю до трёх, если вы думаете, что до пяти рискованно.
– До пяти несомненно рискованно.
– До трёх тоже, можно неточно рассчитать. Давайте до четырёх.
– До четырёх?
– А почему нет? Это только чуть дольше, чем до трёх, а отмерить время позволит гораздо лучше. Снейп молчал. Он смотрел теперь прямо на меня. Вроде бы он делал так и до этого, но сейчас только у меня почему-то появилось ощущение, что он действительно смотрит на меня.
– Если мы оба отсюда выберемся... – сказал он наконец. – Если мы оба останемся живы, вы мне за это ещё ответите.
– Всегда к вашим услугам, – слегка поклонилась я.
– Вы напрасно радуетесь. Я не дам вам жизни.
– Я, как всегда, возьму без спроса. Вы же это знаете.
– Да. Знаю. Поэтому буду чувствовать себя свободным выбрать самое жестокое средство мести. Вас всё равно ничем не задушишь, не убьёшь. Вон даже из Азкабана вас вытаскивают.
– Вас тоже, – заметила я.
– Вас Флитвик спасал целенаправленно и организованно, а не потому, что вы случайно под руку подвернулись.
– Зато Флитвик не отдавал мне портключ, с помощью которого вообще-то должен был спастись сам.
– Клянусь, я вас отравлю.
– Зараза к заразе не липнет.
– Ну, разве что так, – мрачно согласился Снейп.
|
Великобритания, 29.04.24.
ДЫРЯВЫЙ КОТЕЛ
ПОДШИВКИ 
