В которой упоминается Ремус Люпин Pro domo sua pugnavimus****. Среда отличалась от вторника лишь большим унынием, большим раздражением и большим ощущением беспросветности. За окном стоял солнечный апрельский день, уже наполненный громким чириканьем, медовым запахом и бело-розовыми лепестками, которые порой обрывал с цветущих веток теплеющий ветер. Но казалось, что солнце не в силах проникнуть сквозь оконные стекла и кованые решетки замка. Стаи сов слетались к окнам директорского кабинета: родители учеников желали знать, что происходит и, как правило, как скоро они смогут забрать домой свое чадо. К деканам совы летели стайками поменьше, но и нам доставалось сполна родительского беспокойства, раздражения и гнева. В свободное от уроков время я бесцельно бродил по коридорам и, необыкновенно часто встречая своих коллег, догадывался, что они заняты тем же. Вероника избегала подходить близко ко мне, пытаясь издали угадать мое настроение, и я был благодарен ей за это — меня раздражало все и вся, и лишние разговоры были бы как нельзя некстати. Заглянув в больничное крыло, чтобы узнать, не получала ли мадам Помфри новостей о Флитвике, я брел в сторону библиотеки, надеясь поискать в книгах описание похожих ситуаций. Оставшиеся на свободе сторонники Лорда? Да нет, это, вроде, не было похоже на их методы… Разве что они придумали что-то совершенно новое, неизвестное мне? Поворачивая за угол, я услышал непривычно для этих дней оживленные голоса: — …Точно! Я, вероятно, столкнулась с ним! Я почувствовала! — Тогда надо кому-нибудь рассказать! — А кому? Профессору Снейпу? — При чем тут профессор Снейп? Надо рассказать мадам Ковалевски! Передо мной стояли, что-то бурно обсуждая, мои Авис и Найф. — Что же это надо рассказать профессору Ковалевски и не надо рассказывать мне? — Ой, профессор… — девочка испуганно отпрянула, но Том удержал ее за руку. — Мы знаем, почему магия работает неправильно… Догадываемся… — мальчик начал уверенно, но к концу фразы в его голосе послышалось легкое сомнение. — Вот как? И почему же? — Вы не знаете, нам профессор Ковалевски объясняла… — Алиса была готова отстаивать свою точку зрения. — Вы сами у нее спросите, — придумал выход Том. — Профессор лучше нас расскажет. А то, — он замялся, — а то мы еще не повторяли этот материал… Добиться от них чего-то более внятного было трудно. Авис утащила друга дальше по коридору. И, пока я раздумывал, стоит ли мне требовать объяснений от польской ведьмы, ко мне подошла Стоун: — Северус, не обижайтесь! Я по делу. Я повернулся к ней — ее лицо тоже было оживленным, всем своим видом она говорила — «Я знаю, что нужно делать!». — Северус, я знаю, это дело рук Ковалевски. Нужно заставить ее все рассказать! У вас наверняка есть зелье истины, нужно ее допросить! Мое желание «вытрясти» из профессора по защите от темных сил все, что она знает, и немного больше испарялось, как нагретый эфир. — Мадам, я знаю одного человека в школе, который может попросить меня использовать зелье истины. Его зовут Альбус Дамблдор, и он делает это не чаще чем раз в несколько лет. Счастливо оставаться, мадам! Похоже, между нами таки пробежала миссис Норрис. Вечером мы снова собрались в кабинете директора. Хагрид как-то мялся в углу, МакГонагалл тоскливо посматривала на насест Фоукса, и все время от времени бросали грустный взгляд на пустующее место, где обычно сидел Флитвик, — и тут же отводили. — Думаю, я разобралась, в чем дело, — взяла слово Ковалевски. — Ситуация сложная, но я надеюсь, что мне удастся исправить ее хотя бы частично. Моя квалификация позволяет мне на это рассчитывать. — Профессор, что же это у вас за квалификация такая, что она позволит вам справится с тем, с чем не совладал весь преподавательский состав старейшей магической школы? — устало спросил я. — Весь преподавательский состав старейшей магической школы, — она выделила мои слова, — разумеется, справится. Но не раньше, чем освоит несколько десятков старых магических обрядов. Думаю, лет пяти на это хватит… — Коллеги! — вмешался в перепалку Дамблдор. — Профессор Ковалевски предложила мне свое объяснение происходящего. Я склонен поддержать ее точку зрения, хотя многое остается для меня неясным. Но, полагаю, сейчас не время углубляться в детали прошлого, необходимо справиться с трудностями в настоящем, — он вопросительно посмотрел на профессора защиты от темных сил. — Вкратце, суть дела, по моему мнению, состоит в том, что была задействована магия очень древняя и сильная. Каким образом это случилось, я не представляю, но, возможно, мне удастся восстановить магию замка, — она оглядела присутствующих, ища поддержки. — Но мне нужна будет помощь… Я напрягся: конечно, среди присутствующих хватало сильных магов, но по возрасту и полу я был, кажется, самой вероятной кандидатурой в «помощники». Мне предстояло трясти побрякушками на веревочках под началом деревенской колдуньи? Но она смотрела в другую сторону: — Хагрид, вы поможете мне? Я было вскинул голову, но тут же понял, что оскорбляться следовало не мне: как-никак, а первым в списке могущественных магов здесь был Дамблдор. — Профессор, вы уверены?.. — похоже, Минерва думала о том же. — Именно Хагрид? — Хагрид — очень сильный колдун, — совершенно серьезно ответила Ковалевски, и, уловив недоумение в глазах присутствующих (начиная с самого Хагрида), добавила: — Только один профессор Хогвартса сильнее, но он уже не работает здесь. Я слышала, что несколько лет назад мою должность занимал Ремус Люпин. Для того, чтобы узнать, что у меня на лице, мне достаточно было посмотреть на лица моих коллег — не хуже, чем зеркало. — Рем? — первой справилась с внезапной немотой Минерва. — Почему? — Потому что он — оборотень, — как нечто само собой разумеющееся ответила Ковалевски. Профессора вздрогнули: говорить о том, что Люпин — оборотень, было принято еще меньше, чем о том, что я — бывший Упивающийся. Дамблдор же сидел с таким видом, словно знал все это заранее. Хотя, может, действительно знал… Постепенно голос вернулся и к Хагриду: — Дак, конечно, мадам… Я ж всегда помогу, только я не пойму — почему я? — Потому что вы живете на границе леса, Рубеус. — Что-то еще нужно, Анна? — я впервые услышал, как кто-то называет ее по имени. — Ночь хорошего сна, профессор Дамблдор, — устало сказала она и обернулась к леснику: — Вы тоже постарайтесь, я зайду за вами на рассвете. Не такая уж и длинная весенняя ночь прошла для меня в размышлениях о словах Ковалевски и действиях директора. К утру я пришел к выводу, что интуиции Дамблдора стоит доверять: он часто ошибается, но редко эти ошибки приводят к катастрофам. За завтраком не было ни преподавателя защиты от темных сил, ни преподавателя ухода за магическими существами. Напряженная тишина и тревожная атмосфера ожидания казались осязаемыми. И ученики, и профессора мало ели и часто тайком переглядывались. Стены замка словно бы стали войлочными, а потому обычный шум был приглушен до шепота. Также тихо ученики заполняли класс, и, поддаваясь общему настроению, также тихо я давал им указания по приготовлению зелий. Сунув руку в карман и бесцельно перебирая пальцами палочку, я почувствовал какое-то изменение. А потому на перемене вернулся к себе и по очереди перепробовал: — Lumos! Nox! Accio! — и пошел к Дамблдору. У дверей директорского кабинета стояла МакГонагалл. Мы обменялись взглядами и вошли. — Альбус, кажется, заклинания работают нормально. Что с Хагридом и профессором Ковалевски? — Не знаю, я почувствовал изменения только сейчас, думаю, они скоро должны вернуться, если… если с ними все в порядке. Еще через урок Минерва сама спустилась ко мне: — Северус, оставшиеся занятия сегодня отменяются. Директор ждет всех преподавателей в больничном крыле. Мадам Помфри, по обыкновению недовольная большим количеством людей в своих владениях, все же не могла скрыть радости от того, что медицинские заклинания снова в ее распоряжении. Она хлопотала у постели, на которой вздрагивала Ковалевски. Понять, что случилось с профессором, было трудно: на лице сменялось одно выражение за другим безо всякой связи с предыдущим. Кожа ее была бледной, как бумага, и даже временами появляющаяся улыбка или злость не добавляли ей красок. — …Так я ж чего? Я делал, что профессор говорила… — рассказывал Хагрид. — Она все что-то колдовала, мудрено так, похоже, как детишкам показывает, только шибко серьезно… А потом круг начертила, сказала мне ждать, а если с ней что случится — забрать ее и в замок отнести… Что уж профессор там в кругу делала — я не понял, а потом смотрю — неладно с ней, вот так, как здесь, лежит… Я ее забрал, круг стер, как она сказала, — и принес ее сюда… — Хагрид горестно вздохнул и посмотрел на директора. — Спасибо, Хагрид. У нас тут все пришло в норму. А профессором Ковалевски займется Поппи. Мне было достаточно одного взгляда, чтобы догадаться: мадам Помфри понятия не имеет, что случилось с профессором. Она чуть заметно неосознанно пожимала плечами и качала головой. Что у нас есть? Ковалевски с Хагридом ушли в лес, что они там делали — неизвестно, потом Хагрид вернул ее в замок в совершенно невразумительном состоянии, а наша магия снова стала работать… Дал бы Мерлин понять, что это значит! Были и хорошие новости: к выходным Флитвик окончательно оправился от произошедшего и вернулся в школу. А потому на этом совещании у директора пустовало только место преподавателя защиты от темных сил. — …Я успел понять только, что сила заклинания почти не изменяется. Я удивился, что у меня не вышло простейшее заклинание — и вложил во вторую попытку побольше сил… Думаю, поэтому и получил такой мощный результат, — рассказывал маленький профессор. — Я и у тех метел то же заметил: как будто магия сохраняется, но начинает действовать непредсказуемо. Мы с мадам Ковалевски говорили об этом, она считает, что был нарушен привычный порядок, а потому вторгся Хаос. — Три дня эта Ковалевски без сознания — и три дня все нормально… задумчиво пробормотала Вероника. — Post hoc non ergo propter hoc*****, — заметил я. — И зачем бы ей тогда бродить по лесу с риском оказаться в том состоянии, в котором она сейчас? — Понятия не имею… А что, есть другие предположения? Других предположений не было. Меня отозвал Дамблдор: — Северус, Поппи никак не может подобрать зелье для Ковалевски. Помогите ей, она расскажет, что нужно. Как выяснилось, мадам Помфри искала успокоительное, чтобы остановить непрекращающуюся смену эмоций бесчувственного профессора. Весь стандартный арсенал она уже перепробовала без какого-либо видимого эффекта. Я отнес в больничное крыло то, что было у меня из редких успокоительных — но наутро колдомедик неутешительно покачала головой. И на следующий день — тоже. Ученики разъехались на пасхальные каникулы, школа почти опустела. Профессор Стоун тоже уехала за чем-то в Лондон. Я бродил в окрестностях замка, пытаясь найти решение задачи с зельем для Ковалевски — и вскоре пришел к выводу, что мне не хватает ее условий. Мадам Помфри говорила сбивчиво: — Я толком не пойму, что это. Ее лицо меняется так быстро, что трудно уследить за ним. Знаете, словно душа заблудилась, мечется и не может найти путь обратно… — она все еще говорила, но я уже не слушал. «Душа заблудилась и мечется» — это были такие знакомые слова! Я извинился перед Помфри и бросился к своим конспектам. Так и есть: «…словно душа заблудилась, мечется и не может остановиться…», — показания к использованию Яринова зелья. Я вспомнил, что приготовил этот состав, но так и не изучил толком его свойства. Впрочем, ничего опасного в нем быть не должно. Переписав на этикетку флакона рекомендуемую в статье дозировку, я отнес его в больничное крыло. Снова оставалось только ждать. Не только исследовательское любопытство заставляло меня волноваться — мне было жаль Ковалевски. В ней была какая-то деревенская открытость и наивность… Не такая яростная, как у Минервы, и не такая мудрая и всепонимающая, как у Дамблдора… Похоже, она верила людям — мне было трудно представит себе, что это возможно в возрасте старше лет двенадцати. Прошло несколько дней, и я снова бродил вдоль Черного леса, уже покрытого трогательной зеленой дымкой молодых листьев. Всевозможное курлыканье, чириканье, трели и крики наполняли кроны деревьев, а над гуашевыми мазками первых цветов пробовали крылья бабочки. Яриново зелье остановило череду сменяющихся эмоций — и теперь профессор замерла, уйдя в глубокую неподвижность сна. Я думал о том, что делать дальше — моей надежде не на что было опереться: я не знал, с чем борюсь и на чьей стороне преимущество. Но во всеобщее чириканье вплеталось что-то знакомое, что позволяло утверждать: contra spem spero.****** Я прислушался и осторожно, стараясь не спугнуть видение, обернулся на звук. Золотисто-малиновое оперение мелькнуло над лесом и скрылось за ним. **** Pro domo sua pugnavimus — за свой дом боремся (лат.).
***** Post hoc non ergo propter hoc — «после» не значит «вследствие» (лат.).
****** Contra spem spero — без надежды надеюсь (лат.).
| 
Великобритания, 28.04.24.
ДЫРЯВЫЙ КОТЕЛ
ПОДШИВКИ 
