Шоколадное мороженое, цветные машинки и две карамельки Похоже, я нашел, куда маменькин сынок Регулус дел медальон. Не уверен,
конечно, но внимательно просканировав собственную память, прихожу к
выводу, что это надо проверить. То-то портрет этой заразы никакими
силами со стены не снять. Это кому-то очень было нужно, чтобы портрет
все время находился на стене. Чтобы никуда не исчез. Очень интересно.
Теперь, прочесав все закоулки памяти, я понимаю, что кое-что в этом
портрете изменилось. Когда я на четвертом курсе приходил в гости к
Нарциссе (меня забавляло её желание выбесить Люца дружбой со мной,
посему я терпел её выкрутасы) портрет мамаши уже висел в холле. Она,
правда, реже орала, но это только потому что тогда дом редко посещал
кто-то нечистокровный вроде меня. Насчет меня у неё были некоторые
подозрения, поэтому я шмыгал мимо со всей возможной скоростью, чтоб она
не успела начать облаивать. Не то, что для меня это было важно, просто
не терплю лишнего шума. Больше всего меня удивляло, что оригинал был
куда громогласнее. Никогда не мог понять, как можно считать себя
аристократкой и при этом орать словно базарная торговка. Мне всегда
казалось, что настоящий аристократ прежде всего вежлив. Всегда вежлив.
И сдержан. Иногда я радуюсь, что я не аристократ, это позволяет мне
забывать о сдержанности, когда меня кто-нибудь по-настоящему взбесит,
тот же Поттер, к примеру. Что-то не туда меня заводит сканирование
собственных воспоминаний. Так или иначе, я помню, что на её поясе висел
бархатный кошель. И он был пуст. Художник нарисовал его легким.
Максимум, в таком мог бы лежать носовой платок. Глядя в думоотводе на
последнее свое посещение дома на площади Гриммо, я отчетливо увидел,
что кошель оттянут вниз чем-то не очень большим, но увесистым и слегка
выпуклым. Там что-то лежит! Не то, чтобы я был уверен на все сто
процентов, что это искомый медальончик, но Регулус мог заранее изыскать
способ поместить в портрет материальный предмет. А уж договориться с
мамашей о бережном хранении артефакта можно было без проблем. Это
всегда был её любимый сынуля. Пока Люц аппарировал за мной, чтоб я
попытался вернуть Регулуса к жизни, тот дополз до портрета, передал
вещичку и отполз в сторонку, чтоб никто не догадался. Никто и не
догадался. Не до того было. Держу пари, Люциус потом все что мог там
перерыл, но ничего не нашел, только нарвался на порцию проклятий от
этой старой дуры. По мере утери остатков рассудка оригиналом, портрет
тоже их лишался, так что даже чистокровный до мозга костей Малфой
виделся ей периодически чем-то стоящим на одной ступеньке с домовым
эльфом. Надо попытаться снять-таки этот портрет, отнести его сюда и
достать медальон. А потом я с наслаждением полью эту тварь
растворителем. Это единственное в чем я с Блеком всегда был солидарен. *** Опыты, наконец, завершены! Почти два месяца непрерывной работы, но
результат! Любая тряпка бесследно исчезает, как только растворитель
попадает на неё. Для кожи, глаз, волос и ногтей совершенно безопасно.
На себе проверил! Можно проворачивать это дельце с Поттером. На скорую
руку оборудую поддельную лабораторию, не надо ему в мою ходить. Потом
заманю его туда. Вот только чем его можно заманить? На что может
клюнуть Гарри Поттер? Квиддич! Только квиддич. Автограф новой
суперзвезды, Телемаха МакЛахлана. У Окти есть фигурка, которую
МакЛахлан заколдовывал на движение лично. Он даже вроде бы что-то
говорит. Интересно, что он за него запросит? Наверно немало. Но за то,
чтоб провернуть этот трюк я готов на многое. *** Домашнее по чарам до самого Рождества. Могло быть и хуже. Все почти
готово, теперь в туалет к Миртл, а потом к «профессору» Поттеру. Только
бы он клюнул. *** Нашел неплохое отдирательное заклинание. Может, если его применить,
то чертов портрет оторвется, наконец, от стены? Надо будет попробовать.
Судя по трепу в моем телефоне (они так и не догадались, что я включил
им громкую связь, неужели Уизли хоть что-то знает про магглов?) на
площади Гриммо все время дежурит кто-нибудь из авроров. Но когда
дежурный один, он обычно сидит на кухне. Там же, где лежит телефон, и
где эти ненормальные устраивают совещания. Уютнее так, видите ли. Так
что если провернуть все по-тихому, то… Завтра там кроме дежурного
никого не будет. Надо попытаться. *** Ну вот. Теперь можно попробовать. Дежурный на кухне, в доме пусто,
главное, чтоб ни шороха. Чтоб эта тварь не проснулась. Палочку на
изготовку. На счет три. Раз, два… - Тролли и гоблины!!! Это еще что такое?! Больно-то как. Локтем об пол со всего размаху. Что это на меня рухнуло? Черт возьми! Дик!? - Мелори?! - Профессор?! - Мерзкие нечистокровки!!! Гнусные твари! Как вы посмели войти в дом Блеков!!! Вот дьявол, еще и эта очнулась. Надо валить! - Быстро за мной. Из кухни уже торопится дежурный аврор, надо делать ноги. И никаких
аппараций. Согласно новейшим магическим разработкам по аппарационному
следу можно в течение получаса проследовать за аппарировавшим. Так что
ножками, ножками. Я волоку этого ошарашенного сопляка за собой по
маггловскому Лондону. Черт с ним, что он в мантии, главное убраться
подальше и по максимально извилистой траектории. Да что ж он так
спотыкается?! - Шевелитесь, Мелори! Что вы ползете, как скучечервь с артритом?! Ну, слава Мерлину, похоже, эта идиотская зоологическая метафора
приводит его в себя. Разумеется, я знаю, что у скучечервя по отсутствию
суставов артрита никакого быть не может, но надо же было чем-то его
подстегнуть. Ну вот, отсюда уже можно и аппарировать. Первый раз. Для начала в
Манчестер. Снова бегом. Так, теперь трансфигурируем ему мантию в
куртку. - Профессор, как вы… - Молчите, Мелори! Это я вас буду спрашивать, как вы там оказались!
Но сперва нам надо однозначно запутать следы. Быстро. Очень быстрым
шагом! Не бегом. За мной. Еще немного попетлять по улицам. Ага! Вот из этого тупичка можно
снова аппарировать. Теперь уже, пожалуй, в Борнмут. Пусть авроры, если
доберутся, конечно, морским воздухом подышат. А то работа у парней
нервная, а если приходится ловить кого-нибудь вроде меня, так еще и
бесполезная. Не поймают ведь. Здесь уже можно идти спокойно. Да оно и
безопаснее. В случае если они все-таки выйдут на Борнмут, нас уж точно
никто не запомнит. Просто двое гуляющих. Курортный город, почти
бархатный сезон. Святое дело. - Вот теперь, Мелори, объясните мне четко и внятно, как вы
оказались средь бела дня, в Хогвартсе только что уроки закончились, в
штаб-квартире Ордена Феникса? - Профессор, я ей-богу не знаю. Я просто открыл коробочку, которую нашел на полу. И вот. - И часто вы на полу порт-ключи находите? - Первый раз. Не нравится мне все это. А главное, я всегда знаю, когда мне врут.
Для этого даже в голову лезть не обязательно. Тем более это Дик, он
всегда говорит мне правду. Всегда ли? Может, я его уже идеализирую? Но
вранье я почувствовал бы в любом случае. - Где вы её нашли? - В одном пустом классе неподалеку от моей лаборатории. Я её подобрал, открыл… и вот. Он растерян и немного испуган. Сейчас уже немного. А сначала был
перепуган до ватных ног и остекленевшего взгляда. Дурак я
твердокаменный. По нему и так было видно, насколько это для него самого
сюрприз. Надо его как-то успокоить что ли. - Испугался? - Не то слово. Даже не сразу обрадовался, когда вас увидел. А почему мы убежали? - А это, не ваше дело, Мелори! Насупился, даже вроде обиделся, что ли. - Поверь, Дик, тебе лучше об этом не знать. Я сейчас доставлю тебя
к школе и будет лучше, если ты забудешь, что встречал меня и вообще
куда-то ходил. Как только я назвал его по имени, мальчишка мгновенно расцвел и заулыбался. Надо это запомнить и пользоваться при случае. - Прямо сразу? И все? Неужели мы не можем совсем немножко погулять?
Я так соскучился, профессор. И еще, я хотел сказать спасибо за прошлый
год…и за этот… - За что еще? - Ну, вы наверняка тратили в прошлом году собственные деньги на мою экипировку. Не только фондовые. - С чего вы взяли? - В этом году хватило только на ношеные мантии и подержанные учебники… а потом Деми привез из Бредли новые вещи… - А я тут при чем? Ассигнования каждый год разные. Нечего приписывать мне несуществующие добродетели. По-моему он мне не поверил. Черт! Ну и ладно. Его проблемы. А ведь
я тоже соскучился. И тоже не против с ним немного погулять. Господи,
что со мной происходит? Как это получается, что я беру его за руку? А
главное, он почему-то не вырывается. Да если б меня кто-нибудь в
двенадцать лет на улице взял за руку как младенца… А этот почему-то
совершенно спокоен, как будто так и надо. А мне-то это зачем? Не
понимаю. Но все равно держу. Может того? Бог троицу любит? Может со
мной что-то не так? После последнего наказания? Да нет, вроде. Он
просто ребенок. Все со мной в порядке, ничего непристойного не
происходит. Точно? Точно. У него шевельнулись губы, словно он что-то
беззвучно сказал. Не знаю что и не хочу уточнять. А вон там кафе. Мне
почему-то очень хочется посмотреть, как мальчишка будет есть мороженое.
Мне так редко чего-нибудь хочется. А еще реже выпадает возможность
безболезненно удовлетворить желание. Так почему бы и нет? - Мелори, вы любите мороженое? - Конечно сэр. Кто же его не любит? - Я не люблю. Я вообще не люблю сладкое. - Почему? Что тут скажешь? Можно только пожать плечами. Не люблю – и все.
Единственное, что я восприму с удовольствием – это яблочный пирог. Но
это из области фантастики. Потому что покупной или приготовленный
эльфами меня не устроит. А такое понятие как любимая женщина…об этом
лучше не думать вовсе. Я давным-давно понял, мне не светит. А было бы
забавно влюбиться, а потом узнать, что она не умеет печь пироги и
вообще терпеть не может готовить. Интересно, это повлияло бы на степень
моей привязанности? О чем я думаю? Это мальчишка меня провоцирует. Сын.
Имея сына, начинаешь задумываться о жене, потому что ребенку нужна
мама. Боже, помоги мне. Мелори – это Мелори. Он не Снейп, он мне не
сын. Надо это повторять по утрам как мантру. Ладно, пожалуй, начну с
завтрашнего утра. А сейчас мороженое. - Какое мороженое ты больше любишь? - Шоколадное, профессор. - Ясно. Пошли. - Куда мы? - Ты что, слепой? Нет? Тогда разуй глаза! Раздражение от собственного глупого поведения скрашивается его радостной улыбкой. - Двойное шоколадное мороженое, большую пепси-колу и двойной эспрессо без сахара. И почему у парня такой вид, словно я осчастливил его на всю
оставшуюся жизнь? А забавно смотреть на него. Он так старается есть
помедленнее, но у него плохо получается. - Шоколадку будешь? – в этом кафе к кофе полагаются маленькие
плиточки черного шоколада. Я не люблю, а этот сладкоежка пусть
порадуется. Чувствую себя полным идиотом, доставая платок и вытирая
через стол перепачканную мороженым физиономию. А этому хоть бы что,
только радостно кивает. А потом этот стервец делает попытку припрятать
лакомство. Это уже не хаханьки. - Нет уж! Или ешь тут, или оставь. И обертку с собой брать не разрешаю. Тебя тут вообще нет. И меня тоже. Мерлин, какой тяжелый вздох. Ладно. В конце концов, насколько я
знаю Слагхорна, он парня до самого отбоя не хватится. А сейчас от силы
четыре часа. - Наелся? Кивок. - Точно ничего больше не хочешь? Мотает головой. У него сейчас снова щенячьи глаза. Не понимаю
все-таки, что он во мне нашел? Ни в одном студенте не вызывал даже
проблеска симпатии за все время работы в школе, а вот, поди ж ты. - Тогда пошли. Поднялся молча. Также молча уцепился за мою руку, на сей раз, между
прочим, по собственному промыслу. Похоже, решил показательно не
спрашивать куда идем. Сколько я помню, в Борнмуте почти весь год
работает Парк Аттракционов. Могу я сделать мальчишке приятное? В конце
концов, он меня практически с того света вытащил. Когда он увидел карусели, то на его мордочке появилось откровенно удивленное выражение. - Мы что, будем кататься на каруселях? - Не «мы», а вы, Мелори. Я что похож на сумасшедшего? Совсем обалдел парень. Чтобы я катался на карусели? Вот еще! В
парке почти никого нет, все-таки конец октября. Водные горки уже
закрыты. Со дня на день все карусели отключат на зиму. Но сегодня
немногочисленные родители привели своих чад поразвлечься. Ну и я туда
же. Старый дурак. Мальчишка оглянулся на меня испрашивая разрешения, а
получив кивок устремился к автодрому. Я подошел не торопясь: - Сколько тебе билетов купить? - А разве не… - Ты когда последний раз уши мыл? - Вчера вечером, а что? - А я уж грешным делом подумал, что там все грязью заросло. Ты хорошо меня слышишь? - Да, сэр. - Тогда отвечай на поставленный вопрос. Коротко, ясно и без выкрутасов. Молчит. Смотрит на меня круглыми серыми глазами и прикидывает, не
пошлю ли я его подальше, если он скажет что-нибудь вроде «десять».
Потом оглядывается на автодром, где не ездит ни одна машина и говорит: - Два. Я покупаю. Он садится в дурацкую ярко-красную машинку (совершенно
гриффиндорский цвет, ужас просто) и принимается рулить по пустому
пространству. Стоять и смотреть на это, опершись локтями на барьер
трогательно и немного грустно. Что это со мной? Я кажется окончательно
впадаю в сентиментальность. Однако недолго его одиночество продлилось.
Не прошло и минуты, как явились папаша с сыном. Мальчишке лет восемь, а
папаше слегка за тридцать. Отпрыск немедленно загружается в машинку
ядовито салатовой окраски и принимается неумело гоняться за Мелори,
пытаясь таранить его. Папаша пристраивается рядом со мной. Некоторое
время мы пялимся каждый на своего мальчишку. Потом я скашиваю глаза на
него. Он в это время делает то же самое в мою сторону. Обнаружив
внимание соседа мы оба как по команде отвернулись, два идиота, но тут
же снова переглянулись. Держу пари, мужику тоже захотелось покататься,
но он не решается сделать это у меня на глазах. Но самое ужасное, мне
тоже хочется. Я ни разу в жизни не катался на аттракционах. Я могу
сделать каменное лицо и все, в том числе этот мужик, будут думать, что
машинки мне до матовой лампочки. Но себе-то чего врать. Я вдруг
отчаянно позавидовал Мелори, что у него есть возможность покататься на
машинках. Возможность, которой я лишен. Я снова переглядываюсь с
соседом. Он вдруг ухмыльнулся и мотнул головой в сторону кассы. Если бы
он этого не сделал, я вряд ли пошел бы на это. Но тут…В конце концов,
не я это предложил. Плевать на все. Киваю. Мы оба идем к кассе и через
минуту я уже чувствуя себя полным кретином усаживаюсь в машинку самого
приемлемого темно-синего цвета. Единственное, что её портит – молния
сбоку. Она мне Поттера напоминает. Вечный мой метафорический больной
зуб. Черт, как тут можно сидеть? У меня ноги не помещаются! Колени
приходится пристроить по сторонам от руля. Так, здесь какие-то педали.
Что с ними делать? - Покажем соплякам, как ездят настоящие Шумахеры? – весело
спрашивает сосед, с таким же трудом запихивая себя в желтую машинку.
Ага, с педалями все ясно. Одна разгоняет эту колымагу, другая тормозит.
Похоже, я сейчас позорно продую даже этому мелкому восьмилетку. Что с
меня взять? Я первый раз на такой штуке езжу. Но вообще, ничего
сложного. Идиотскую позу, тесноту и неловкость ситуации искупает разве
что восторженное выражение лица Мелори. Он ничего не говорит, но не
надо быть легилиментом чтоб понять… Не знаю, зачем все это. У меня
снова такое чувство, что скоро конец. Конец страшный и неотвратимый, и
пока он не настал надо играть в нормальную жизнь. Цепляться за то, что
у меня как будто бы есть. Я как будто бы нормальный человек. У меня как
будто бы есть сын. Он меня как будто бы любит… - А ваш сын неплохо водит, мистер! Вы его, наверное, часто сюда водите. Я переглядываюсь с Диком. У мальчишки опять шевельнулись губы, а я
снова не стал вдаваться. Когда-то я сам не хотел, чтоб кто-то вникал в
такое мое шевеление губами. Так или иначе, но он, кажется, ощущает
примерно то же, что и я. Что скоро все закончится и надо взять как
можно больше. Так оно, в сущности, и есть. Скоро я аппарирую его к
воротам школы и снова ударюсь в бега. Нет. К воротам нельзя. Там
открытая местность, меня могут заметить. Лучше в Запретный лес и
проводить его до опушки. Авось на Хагрида не нарвемся. Я и не заметил,
что время катания вышло. Мерлин, какое это оказывается наслаждение
просто распрямить ноги. - Ну? Куда дальше? Он опять таращит на меня глаза, но скоро на физиономии появляется
хитрое выражение. Через пару шагов становится ясно почему. На кассе
Русских горок висит объявление, гласящее, что дети до тринадцати лет
катаются только в сопровождении взрослых. А он же еще и тощенький
заморыш к тому же. Ему и его двенадцати ни за что не дашь. Нет, не зря
он все-таки в Слизерине. Ладно, черт с ней, с моей репутацией. Если
вдуматься, то Дик все равно знает обо мне больше, чем весь Хогвартс
вместе взятый. Хуже уже не будет. Ну, что тут скажешь, это страшно. А меня еще и злит. Мне в жизни
страха вполне достаточно, чтоб его еще и добавлять. Стиснул зубы и
молчу, а Мелори сидит прямо передо мной и орет как блажной. Не понятно,
правда, чего в этом вопле больше: ужаса или восторга. А лица я не вижу.
Все, слава Мерлину, тормозим. - Мелори! Больше чтоб этого не было! - А страшно было, правда, сэр? - Да. - Вам не понравилось? Ну что ему сказать? Остается-то только правда. Так оно лучше. - Пойми, Дик, мне вообще страшно жить. Не дай тебе Мерлин испытать
хоть сотую долю того ужаса, который испытал я. И который все еще
регулярно испытываю. Я этого даже Поттеру не пожелаю. А он, кстати,
единственный в школе, кто меня может в этом отношении хоть чуть-чуть
понять. Правда вряд ли захочет. - Он захочет. - Что? - Он захочет, если вы дадите ему такой шанс. - С чего ты взял? - Разговор подслушал, нечаянно. Он с друзьями говорил. Говорил, что
в позапрошлом году испытал какой-то шок и что готов был возненавидеть
своего отца за то, что он оказался способен на какую-то гнусность по
отношению к вам. Так я и думал, Поттер не в состоянии держать язык за зубами. Подонок! - Он сказал, что это было? - Нет, сэр. Он только сказал Уизли, что на вашем месте тоже
возненавидел бы такого человека. Он сожалел, что вы не дали ему ни
извиниться, ни вообще слова сказать тогда, но он понимает, что сам
виноват. Я так подумал, что если вы будете с ним помягче, то он найдет
в себе силы признать свою вину и извиниться за отца и крестного. Нужны мне его извинения. - За такое не прощают, Дик, поверь мне. - Вам виднее, профессор. Просто имейте в виду, он не так кошмарен,
как вы говорите. А уж за то, что сделал его отец, он действительно не в
ответе. Ну вот, мальчишка теперь тоже в адвокатах у Поттера. Тем лучше. Мне
действительно стоит повторять каждое утро раз по двести: «Ричард Мелори
мне не сын!» Это поможет. - Хватит, Мелори! Это мое дело. Мы идем еще куда-нибудь? - Можно мы просто погуляем? Получив мой кивок, медленно идет рядом. Молчит. По-моему, он понял, что меня не слишком порадовала его адвокатская речь. - Профессор. - Ну? - Я это не ради Поттера сказал. Он способен забыть об этом. Он
забудет, если перестанет с вами видеться. Если вы совсем исчезнете из
его жизни, даже не будете упоминаться, то через какое-то время он снова
поверит, что его отец и крестный святые с белыми крылышками за спиной.
Он забудет о той занозе, которая сейчас в нем сидит. Она благополучно
зарастет, если вы её шевелить не будете. А вот вы никогда не забудете.
Я ради вас говорю, что вы можете примириться с Поттером. Не друзьями
стать, а просто обрести немного покоя. - Мелори, у вас когда-нибудь заноза зарастала в пальце или там в ступне? - Нет. - Она может довольно долго не напоминать о себе, а потом вдруг появится такой нарыв, что руку или ногу впору ампутировать. - Хотите сказать, что тут будет то же самое? Так ведь этот нарыв
может вспыхнуть только на смертном одре лет через шестьдесят. И все это
время с ним будет все в порядке, а вы так и будете помнить. Помнить и
ненавидеть. И страдать. Да что мне с вами говорить, когда вы меня
слушали? «Не ваше дело, Мелори! Не ваше дело! Я сам разберусь!» Вы не
разбираетесь! Вы только терпите, скрипя зубами от ярости и злости!
Однажды вы стиснете их так, что только крошка брызнет и что потом?!
Может, этот Поттер в отца только физиономией пошел? Ну, гены так
распорядились. Может, характер у него при этом вполне материнский, но
характер на лице не нарисован. А может, он вообще сам по себе. Вы же
сами говорите, что я на своих родителей вовсе не похож. А Поттер
потерял своих в еще более раннем возрасте. Он странный, Мелори. Только что он с упоением катался на машинках и
орал на Русских горках. И глаза у него бывают словно у бездомного
щенка. А потом вдруг раз и такие перлы красноречия. Даже хочется
поверить. Только вот все равно не поверю. Сбоку заиграла какая-то
шарманка, и Мелори развернулся в ту сторону, словно дает мне понять,
что разговор окончен. Оно и слава богу. Здесь, похоже, самая старая карусель парка. Не на ручном приводе,
конечно, но сделанные с претензией на достоверность и раскрашенные в
относительно натуральные цвета лошади, олени и слоны словно вышли из
прошлого века. На серой в яблоках лошади сидит плотная рыжая девочка
лет десяти с косичками, уложенными на затылке в корзиночку. В косы
вплетены ядовито-зеленые капроновые ленты, увязанные над ушами в
огромные банты. Девочка одета в клетчатое зеленое пальто с откинутым
капюшоном, из-под пальто торчат бежевые брюки. Интересно, почему я так
четко её вижу, ведь от ограды до карусели метров десять, не меньше. А я
могу разглядеть даже пуговицы на её пальто. Длинные, темно-зеленые как
огурцы. И косой пробор на её голове я тоже вижу. И что у неё тонкие
пушистые прямые волосы и ясные серые глаза. Мелори тронул меня за руку.
Можно ли ему тоже, когда карусель остановится? Я, разумеется, кивнул и
купил ему билет. Хорошо, что он сейчас не будет мельтешить, мне надо
подумать. Девочка, похоже, купила два билета, потому что мой пристраивается
на оленя, а она не трогается с места, только гладит своего коня, словно
он живой. Снова раздается заунывная шарманочная мелодия. Карусель
начинает вертеться. - Здравствуй, мальчик. Ну, как ты тут без меня? Какой знакомый голос. Бренда?! - Бабушка?! Она стоит рядом со мной и тоже опирается локтями о решетку ограды.
Только мне чтобы подпереть подбородок приходится наклоняться, а ей в
самый раз. - Симпатичная девочка, правда? - Откуда ты… - Она была такой, когда тебе было восемнадцать. - Что ты имеешь… - Тебе всего-то надо было немного подождать, а потом все бы могло случиться. Оттуда сверху все так хорошо видно. Гляжу на неё во все глаза и не понимаю ничего. Не привидение, настоящая, живая Бренда. - Ей так хотелось выйти в восемнадцать лет замуж, родить детей. А
теперь что? Тебе скоро сорок, ей скоро тридцать. Два несчастных
человека. Оба одиноки. Я жалею, что рано ушла. Не думала, что ты будешь
так безрассуден, ты мне казался таким сильным. Оказывается, я
ошибалась. - Прости меня, бабушка. - Да нет. Не за что тебе просить у меня прощения. Только глупые
родители пеняют детям на то, что те не оправдали их ожиданий. Что
случилось, то случилось. Просто жалко вас обоих. Ничего. Может все еще
сладится. Сын у тебя хороший. У вас как раз такой сейчас бы и был, если
бы вы вовремя встретились. - Ты хочешь сказать, что где-то есть женщина, с которой я мог встретиться намного раньше? - К тому все шло, мальчик. Но когда ей было девять, когда она была
вот такой, как ты сейчас видишь, ты сделал тот шаг, за который до сих
пор так себя казнишь. Теперь вам трудно будет найти друг друга. - То есть она намного моложе меня? - На девять лет, Северус. Это нормально. Тебе надо было просто потерпеть. - Минимум девять лет? Да как я могу быть уверен, что это для меня было лучше. И для неё, если уж на то пошло? - Знаешь, она и в шестнадцать была очень рассудительна. Вам уже
тогда нашлось бы, о чем поговорить. Но дело не только в этом. Я же
говорю, оттуда все очень хорошо видно. Сверху земная жизнь выглядит как
ковер. Каждая нить – судьба. Где-то они сплетаются вместе, где-то
пересекаются, где-то идут параллельно, вроде бы совсем рядом, а не
соединятся никак. Ваши нити сходились и должны были, соединившись,
продолжить очень красивый узор. Но люди не куклы, у них есть воля,
свобода выбора. И ты сделал выбор. И в узоре появился неаккуратный
узел. Он там так и останется, потому что это в прошлом, такие узлы
вообще редко можно распутать. Что сделано, то сделано. Так что ты не
кори себя зря, твой узел далеко не единственный. Просто иди дальше.
Найди в себе силы продолжить узор. А то все топчешься на месте. - Она уже давно с другим. - Я же сказала. Вы оба одиноки. Она тоже топчется на месте. Ждет
тебя. Если ради себя не хочешь двигаться, так хоть ради неё. И ради
сына, если уж на то пошло. - Бабуль, ты ж говоришь сверху все видно. Это не мой сын. Ты-то прекрасно это знаешь. - Не мели вздор! Вроде такой рассудительный мальчик, а иногда
скажешь, прости Господи. Мой сын, Рональд, когда был школьником, иногда
говорил: «Сказал, как в лужу пернул!» Я его одергивала, конечно, но вот
именно это ты периодически и делаешь. По-другому не скажешь. Разумеется
это твой сын. Ты же называл меня бабушкой, думаешь, я не видела? Не
обязательно что-то говорить вслух, чтоб оно существовало. То, что твой
отец не был мне сыном, отнюдь не помешало тебе стать моим внуком. - Бабушка, а почему ты раньше не приходила? - Сперва была очень обижена. Забавно, не думала, что там можно
обижаться. Потом рассержена. А потом ты должен был сам выбраться. Есть
определенные правила, которым лучше следовать. Мне бы и сейчас лучше не
приходить. - Почему же ты пришла? - Соскучилась я, глупый. Да и потом устаешь на тебя смотреть.
Оттуда сверху ты похож на тигра, который хочет сбежать из клетки. Дверь
не заперта, но он не замечает и настойчиво бегает кругами, воет, рычит
и пытается то грызть прутья, то рыть подкоп в бетонном полу. Подумай об
этом. Ну ладно, мне пора. Карусель останавливается. Я совсем перестал смотреть в ту сторону. Отвлекся. Я давно не
вспоминал о Бренде, это было слишком больно. И кольцо. Мне было стыдно
за потерянный подарок. Теперь я не мог наглядеться на неё. Она была
точно такая, как я её помнил. Когда она сказала, что карусель
останавливается, я машинально посмотрел туда, Мелори сидел на олене в
гордом одиночестве. Девочка исчезла, из-за этого серая в яблоках лошадь
показалась мне удивительно одинокой. Чертовщина какая-то. Я уже хотел
спросить у Бренды, что все это значит, как вдруг… - Какой у вас симпатичный сын. Хорошо, что вы с ним гуляете. Мой
сын совсем заработался, внука моего, своего сына почти совсем не видит.
Все деньги зарабатывает. Рядом со мной стояла незнакомая старушка из категории «божий
одуванчик». Маленькая сухонькая, седая, в шляпке с букетиком
искусственных фиалок, мешковатой юбке видневшейся из-под плаща и с
палочкой в руках. Может у меня не все дома? В конце концов, Бренда
умерла двадцать пять лет назад. Может здесь все время эта старушенция
стояла, и все это была галлюцинация? К бабке притрусила такая же
древняя как она сама болонка. Карусель окончательно встала, и Дик
побежал по дорожке в мою сторону. А может, мне и эта бабка мерещится?
Впрочем, это сейчас станет понятно. - Вы хороший отец, - добивает меня старушка потрясающий логикой.
Давно я себя так неуверенно не чувствовал. Слава богу, Мелори уже почти
рядом. Если он с ней поздоровается, значит бабка есть на самом деле, а
вот если нет…Ну, тогда я не знаю даже. Старушка начинает рыться в карманах плаща, бормоча что-то
нечленораздельное. И как раз в тот момент, когда Дик выходит за
калитку, торжествующе вытаскивает руку из кармана. - Я нашла, чем вас угостить! – торжествующе объявляет бабка,
протягивая нам пару весьма замызганных карамелек. Судя по обшарпанности
фантиков, они провалялись в кармане не один год. Я беру одну просто для
того, чтоб убедиться, что это не галлюцинация. Дик, вежливо сказав
спасибо, берет вторую, немедленно запихивает её в рот, а фантик суёт в
карман штанов. Значит, по крайней мере, эта старушка настоящая. А вот
что касается Бренды… Ладно, хватит. Хорошенького понемногу. - Мелори, вам пора назад в школу. Идите сюда. … - Профессор, где мы сейчас? - В Запретном лесу. До опушки отсюда вон в ту сторону метров
пятьсот. Я провожу вас до края леса, а потом аппарирую назад. Если нас
кто-нибудь увидит, тот же Хагрид, начинайте немедленно вырываться и
кричать. Ну не мне вас учить, наша легенда все еще в силе. Судя по его лицу, он не в восторге, но возражать не пытается. Надо
идти. Жаль, что этот день кончился. Я теперь долго его не увижу. Лучше
бы и не видел. Такие вот приятные сюрпризы разбередят душу, а потом
хочется непонятно чего, чего все равно не получишь. Ну, вот и все. Здесь в трех метрах от опушки с ним уж точно ничего не случится. - Прощайте, Мелори. - До свидания, профессор. Берегите себя. - Попытаюсь. Идите. Я дождался, пока он выйдет на открытое место, и выдохнул. Вот теперь можно и аппарировать.
| 
Великобритания, 28.04.24.
ДЫРЯВЫЙ КОТЕЛ
ПОДШИВКИ 
