О бессоннице и других болезнях К середине октября я уже совершенно привыкла к неспешной размеренной жизни школы. Позади остался мой двадцать седьмой день рождения, который я отпраздновала с милейшим Хагридом в его хижине. Я привыкла к своим нелюбопытным и невнимательным ученикам и уже с легким сердцем снимала с них баллы, заставляла писать эссе и читать книги, которые они почему-то считали маггловскими. Вероятно потому, что там не было ни слова о волшебных палочках. После уроков я шла в библиотеку: статья о нидах – хулительных стихах – и правилах их сложения продвигалась медленно, но верно. Самым забавным было то, что я занималась самыми настоящими Темными Искусствами, но только уже настолько древними и неуклюжими, что об их «темноcти» все давно позабыли. Хотя в этом был несомненный плюс – если бы я решила поквитаться с особо наглым студентом и сложила нид, мою вину было бы практически невозможно доказать. Были ли у меня иные варианты досуга? Были, хоть и немного. В хорошую погоду можно было сидеть у озера: читать, вышивать и просто глядеть на темную холодную осеннюю воду. В плохую можно было сидеть дома: пить горячий шоколад, читать, вышивать и смотреть на танцующее пламя. Впрочем, было еще одно место, представлявшее собой нечто среднее между первыми двумя вариантами – небольшой балкончик на моем этаже рядом с лестницей. В маггловской школе студенты непременно использовали бы его в качестве «курилки», но, поскольку курение в Хогвартсе строжайше запрещено, ученики приходили сюда на переменах, чтобы просто поболтать. Поздно вечером и ночью здесь уже никого, конечно, не было, и я могла сидеть на полу в старой мантии, смотреть в высокое черное небо и вдыхать холодный чистый воздух, с пустой головой, без мыслей, рун, вис и студентов. ***
Я сидела, прислонившись к стене, вытянув ноги, и смотрела, как над Запретным лесом поднимается круглая розоватая луна. Я ненавидела луну. Не подумайте плохого, оборотнем я не была, да и родных с ликантропией у меня не водилось, насколько я знала. Но луна не давала мне спать – неделю до полнолуния и неделю после. Если было ясно - она, омерзительно яркая, заглядывала в окно спальни, вынуждая меня вставать и задергивать шторы, но свет все равно просачивался, будил и тревожил. В пасмурные дни луны не было видно, но я чувствовала ее, ворочаясь в постели без сна. Это отвратительное небесное тело терзало меня лет с пятнадцати, но именно сейчас вопрос встал ребром. Возможно, во всем была виновата смена климата. Или смена работы. Понятия не имею. Но мне приходилось рано вставать, вести уроки. Какими бы ни были хогвартские студенты, они не заслужили преподавателя с настолько скверным настроением и помутненным из-за головной боли рассудком. Так как ни колдовская, ни маггловская медицина никогда не входили в область моих интересов, я, ровно после недели мучений, отправилась в Больничное крыло к мадам Помфри. Эта добрейшей души женщина выслушала меня со всем вниманием и вручила пакетик с травками. Травки полагалось заваривать и пить по вечерам в течение всех двух недель моих «лунных» страданий. Питье было ужасным на вкус, но помогало прекрасно, поэтому я рассчитывала пережить октябрьское полнолуние без душевных и физических терзаний. Итак, поздним октябрьским вечером я сидела на балконе, сжимая в руках кружку с горячим, пахнущим горькой травой питьем. Запах был не в пример лучше вкуса, поэтому пить я не торопилась, а просто сидела, время от времени наклоняя голову и вдыхая густой полынный пар, и думала, что следующим летом надо непременно оказаться там, где есть трава и солнце, и отдохнуть, наконец, а в Лондоне нет ничего хорошего, кроме магазинов… - Потрудитесь объяснить, мисс, почему, несмотря на столь поздний час, Вы еще не спальне своего факультета? – прозвучал негромкий, но очень недобрый голос декана Слизерина у меня за спиной. Я дернулась от неожиданности, кружка упала, горячее питье выплеснулось мне на колени. Черт! Твою мать! Больно! Какого рожна он сам шляется по ночам! - Вы меня напугали, - сказала я; голос у меня дрожал, руки - тоже.
- Простите, я думал, это кто-то из студентов. Вы, кажется, чем-то ошпарились? – холодно и без тени сочувствия спросил профессор Снейп.
- Это был не кипяток, слава Богу, - я достала палочку и направила ее на осколки. - Reparo!
Пустая кружка стояла на полу.
- Но это было мое снотворное, - мрачно сказала я - скорее в пространство, чем Снейпу. Теперь эта ночь вряд ли будет спокойной - настаивать новую порцию уже поздно. Я поднялась с пола и стала стряхивать остатки «заварки» с джинсов и мантии.
- Вы плохо спите? – опять ни интереса, ни сочувствия. – Что вы пили?
- Полынь и вереск, и, может быть, что-то еще. Пропорции я не знаю. Мне это дала мадам Помфри, - я старалась говорить так же ровно и бесцветно.
- Поскольку мои студенты также посещают Древние руны, мне бы не хотелось, чтобы они пострадали из-за состояния вашего здоровья, - это прозвучало почти как насмешка. – Я думаю, что смогу помочь вам. Пойдемте. Снеп развернулся и пошел прочь. Я оглянулась на свою кружку, сиротливо стоявшую на полу, и поспешила за ним. Мы спустились на первый этаж, прошли через большой зал, потом по лестнице спустились в подземелья. Я еле успевала за профессором зельеварения – он двигался очень быстро и почти бесшумно. Наконец мы, остановились у темной деревянной двери. Снейп пробормотал пароль, вошел, взмахом палочки зажег свечи. Я вошла следом и остановилась на пороге. Кабинет у профессора был превосходен, на мой взгляд, и полностью отвечал моим представлениям о прекрасном: полумрак, высокие шкафы с ингредиентами, колбами и старыми книгами, таинственные животные в склянках… Пахнет временем и магией. Студентам, должно быть, нравится. Мне бы точно понравилось. Пожалуй, надо будет заняться своим кабинетом, а то какой-то он…пустоватый. Снейп, между тем, подошел к одному из шкафов, взял с полки небольшой пузырек и протянул мне. - Вам хватит пяти капель перед сном.
- Спасибо большое, - я взяла склянку. Профессор смерил меня холодным неодобрительным взглядом. - Смею надеяться, что в следующий раз вы выберете более подходящее место для приема лекарств. Я почувствовала, как кровь приливает к щекам. - Несомненно, - ответила я как можно спокойнее, – Спокойной ночи! – и вышла из кабинета. Я поднялась к себе, прошла в спальню, бросила взгляд в большое зеркало на стене. Потертые джинсы, все еще в мокрых пятнах, старая выцветшая мантия. Какая гадость! Преподаватель Хогвартса сидит на полу на каком-то дурацком балкончике, любуется осенним вечером! Что за сентиментальная чушь! Мне было нестерпимо стыдно. Снейп прав, это смешно. Просто смешно. От осознания своего несовершенства я окончательно расстроилась и даже прослезилась. Пострадав немного, приняла душ, выпила лекарство и легла спать. Нельзя же всерьез относиться к полночным слезам нервной девицы, даже если эта девица – вы сами? ***
На балконе я, конечно же, больше не сидела. ***
Впрочем, скоро мне было уже не до романтической тоски – появились проблемы посерьезней. Хотя, откровенно говоря, поначалу происходящее было сложно назвать «проблемой». В школе постоянно случалось что-то из ряда вон выходящее. Вот кто-то из учеников отправился в Запретный лес, чтобы пострадать в одиночестве от неразделенной любви или просто в поисках приключений. А пятикурсник с Гриффиндора подрался на дуэли с шестикурсником-слизеринцем, и вот уже неделю оба лежат в больничном крыле. Второкурсник с Равенкло взялся варить в спальне какое-то зелье, но одноклассники сдали его декану Флитвику. На тренировке по квиддичу кто-то сверзился с метлы и крайне неудачно сломал руку. Все эти «забавные» происшествия преподаватели обсуждали ежедневно за завтраком, обедом и ужином, и я уже порядком к ним привыкла - если не сказать, что стала получать удовольствие. Поэтому когда профессор МакГонагалл сказала, что шестикурсницу Мелиссу Стоун с высокой температурой пришлось отправить в Больничное крыло, я лишь сочувственно покачала головой. Девушка у меня не училась, лица я не помнила (или не видела), поэтому имя было для меня пустым звуком. Ну, заболела - и заболела. Мадам Помфри в два счета на ноги поставит, она это умеет. Однако через три дня я снова услышала о Мелиссе Стоун за обедом. Ей, к сожалению, так и не стало лучше: несмотря на лечебные заклинания и зелья температура не падала. - Чем она могла заболеть? Может быть, какая-то маггловская инфекция? – пробормотала я почти про себя, но мадам Помфри услышала и энергично отозвалась.
- Да нет, как раз непохоже! С маггловскими болезнями обычно нет никаких проблем! Несколько заклинаний, микстурка – и все, как новенькие! А тут – жар не спадает, все уже перепробовала. Лежит горячая, как печка. Бедная девочка! Как будто сглаз или порча какая…
Что-то нехорошее кольнуло меня в сердце.
- Странно. Разве проклятье нельзя выявить? Есть же какая-то… хм, диагностика?
- Да есть, конечно. Но никаких следов проклятия мы не нашли.
- Ну, раз нет ничего, не стоит так беспокоиться. Наверное, это просто зловредный грипп, - не знаю, кого я хотела успокоить, себя или Помфри. Признаться, я не очень верила в таинственные проклятья. Магия – вещь довольно материальная. Кто-то должен был ненавидеть Мелиссу Стоун, взять палочку, произнести сложное темное заклятье. Поппи Помфри сразу бы обнаружила на девушке отпечаток злой воли. Она прекрасно умеет это лечить, иначе, судя по рассказам преподавателей, половина гриффиндорских студентов уже давно бы пала в борьбе с коварными слизеринцами. А вот грипп - действительно штука непонятная. * * *
О невезучей Мелиссе Стоун я вновь задумалась уже поздно вечером, сидя в кресле у камина с чашкой горячего шоколада. Что-то в этой истории было знакомым, то ли я читала, то ли слышала где-то… Вот о любовной тоске точно читала, но это все выдумки поэтов. Не болеют и не умирают шестнадцатилетние девицы от любви. Да никакие не умирают. Пьют антидепрессанты и живут дальше. Стихи и романы пишут, в конце концов. Потом снова влюбляются… И тут я вспомнила, на что это похоже. Я вскочила с кресла, подбежала к шкафу, нашла книгу, вытащила. Нужное место, как ни странно, отыскала быстро. «Когда Эгиль и его люди сели за еду, Эгиль заметил, что на поперечной скамье лежит больная женщина. Он спросил Торфинна, кто эта женщина, которая так страдает. Торфинн ответил, что ее зовут Хельга и что она его дочь:
- Она уже давно болеет. У ней сильная лихорадка. Она не спит по ночам и стала как помешанная.
- И вы ничего не пробовали, - сказал Эгиль, - против ее болезни?
Торфинн ответил:
- Были вырезаны руны. Здесь неподалеку живет сын одного бонда, он и сделал это. Но с тех пор ей стало много хуже, чем раньше». Черт! Этого быть не может! Никто из студентов не может такого сделать! Они не умеют резать руны, мне ли не знать этого! Кроме того, все серьезные книги по этому вопросу находятся в запретной секции, без моего разрешения никто их не получит! Нет, я ошиблась, этого просто не может быть. Я еще ничего не рассказывала студентам о приворотах, лечении и проклятьях. Они даже простенький талисманчик себе не могут сделать! Нет, это Вуду какое-нибудь или грипп. Да что угодно! Мало ли в мире черной магии! Это не могут быть руны. Я мерила шагами комнату, все еще сжимая в руках книгу. Чем бы в итоге ни оказалась эта напасть, поразившая Мелиссу Стоун, завтра я поделюсь своей идеей с Минервой МакГонагалл и мадам Помфри. А там пусть решают. ***
На следующий день, сразу после завтрака, я вооружилась сагой об Эгиле и отправилась к декану Гриффиндора. Пусть Минерва посмеется надо мной и скажет, что все это ерунда. Мне будет приятно. По крайней мере, я не буду чувствовать себя виноватой.
Профессор МакГонагалл несколько удивилась моему приходу, но изобразила вежливую заинтересованность. Я собралась с духом:
- Я по поводу этой больной девушки, Мелиссы Стоун… Скажите, ей не стало лучше?
- Нет, она по-прежнему в Больничном крыле. Но она ведь, кажется, не ходит к вам на занятия? – с некоторым недоумением ответила МакГонагалл.
- Нет, она не учится у меня. Но вчера я говорила с мадам Помфри, потом думала об этом случае… - сейчас я чувствовала себя донельзя беспомощно и глупо со своими версиями и идеями, но собрала волю в кулак, подняла глаза на Минерву и продолжила. – Я боюсь, что кто-то мог вырезать руны.
- Что? Руны? Почему вы так решили? – похоже, смеяться она не собиралась, и это меня пугало.
- В сагах есть похожая история, симптомы очень напоминают то, что творится с мисс Стоун, я решила посоветоваться с вами. Посмотрите, - я раскрыла книгу и протянула МакГонагалл.
- О, сага об Эгиле! – с уважением отметила она. А вы думали, я читаю «Страсть чародея» в мягкой обложке? МакГонагалл быстро пробежала глазами страницу.
- Так вы полагаете, кто-то из студентов мог вырезать проклятье? – лицо у декана было мрачное и серьезное.
- Я не знаю… Это маловероятно, они практически ничего не умеют, - я невольно нахмурилась и сжала губы. – Но я не могу исключить такой возможности. Только вряд ли это было проклятье.
- Почему вы так думаете? Что же это тогда?
- Книги по руническим проклятьям есть только в Запретной секции. Они очень древние, язык архаичный. Нужен словарь. Это очень тяжелый труд, студенты не станут читать такое. Не говоря уж о том, что книги им никто не выдаст. Я на своих уроках проклятья не преподаю. Если это руны, то, скорее всего, вырезан приворот. Так же, как и в «Саге об Эгиле». Влюбленный дурак решил приворожить девушку, ошибся, поэтому она не влюбилась, а заболела.
- Вы хотите сказать, что рассказывали студентам о приворотах?! – МакГонагалл пришла в ужас.
- Нет, конечно! – я почувствовала раздражение. – Книги по любовной магии студентам недоступны. Она была запрещена у викингов. Они считали ее…как бы сказать…неэтичной.
- Тогда я ничего не понимаю! Откуда мог взяться этот приворот?
- Я тоже не знаю. И я до конца не уверена, что это руническая магия. Но я подумала, что мне следует поставить вас в известность.
- Вы все сделали правильно. Спасибо. Мне надо посоветоваться с директором и Поппи.
Все, аудиенция закончена. Да и на уроки пора.
- Спасибо, что выслушали меня. Все-таки мне стало легче.
|
Великобритания, 29.04.24.
ДЫРЯВЫЙ КОТЕЛ
ПОДШИВКИ 
